Рассказы о Минине и Пожарском - Валентин Иванович Костылев

Осторожный и умный воевода, он счёл нужным устроить свой тыл так, чтобы в случае неудачи укрепиться и послать гонцов к королю за помощью.

Начало боя

Трубецкой стоял на том берегу, за Москвой-рекой, где и Ходкевич, – близ Крымского брода. Нижегородцы – на этом берегу.

Трубецкой прислал послов. Он обещал действовать против поляков заодно с нижегородцами и дал слово ударить полякам в тыл. Трубецкой просил воинской помощи у нижегородцев. Он уверял, что с честью послужит земскому делу.

Пожарский согласился. Он не послушался Козьмы, который убеждал его не верить Трубецкому, человеку ненадёжному. Пожарский отобрал пять сотен самых храбрых казаков и отправил их на ту сторону Москвы-реки, к Трубецкому.

Рано утром Замоскворечье огласилось воем резких, пронзительных фанфар. Было в этом что-то страшное, зловещее, новое для слуха нижегородцев. Грянули выстрелы пушек, дерзко, вызывающе.

Минин и Пожарский стояли на сторожевой вышке. Им видно было, как по противоположному берегу стала приближаться к реке блестящая железом огромная масса польского войска. Всадники, имея за спиной по одному пехотинцу, спустились в воду первые. За ними поползли через реку громадные, сооружённые за ночь плоты с остальной пехотой. Непривычно было видеть реку, покрытую лесом копий и знамён.

Трубецкой бездействовал.

Он и не думал мешать гетману переправляться через реку, равнодушно наблюдая за тем, как поляки перебираются на московский берег.

Минин оказался прав: атаман не сдержал своего слова и даже не шевельнулся, когда более искусная польская и венгерская конница стала теснить бросившихся ей навстречу всадников нижегородского ополчения.

На Девичьем поле произошло первое столкновение нижегородцев с поляками.

Пожарский видел, что ополченским всадникам не побороть превосходной конницы поляков и венгерцев, и отдал приказ спешиться.

Началась жестокая сеча. Польские гусары набросились с саблями на пеших нижегородцев. Но пригнувшиеся к земле ополченцы, пронзая вражеских коней своими длинными копьями, создали великое замешательство в эскадронах противника. Кони опрокидывались на спину, давили людей.

В самый разгар боя и полякам пришлось спешиться: тучи стрел, выпускаемых татарскими, мордовскими и чувашскими наездниками, мешали сидеть на конях.

Ходкевич бросал в бой всё новые и новые подкрепления.

Бой разгорался. Бились врукопашную до полного уничтожения друг друга.

Нижегородское войско отступило к Чертольским воротам.

Присланные Пожарским в помощь Трубецкому пять сотен казаков, увидав, в каком опасном положении находятся нижегородцы, переправились через Москву-реку и вновь пристали к ополченцам. Вслед за ними на глазах Трубецкого лучшие его атаманы, Филат Межеков, Афанасий Коломна и другие, с большой толпой казаков тоже бросились вплавь на ту сторону Москвы-реки в помощь Пожарскому. Они наказали товарищам передать Трубецкому: «По вашим ссорам настаёт гибель Московскому государству и войску».

Дружно врезались казаки в толпу поляков с правого фланга, остановив их наступление. Польские эскадроны принуждены были снова убраться в свой лагерь.

Удача гетмана

Тёмная, непроглядная ночь. Гетман Ходкевич сидел на походной скамье в своём шатре, окружённый офицерами.

– Для первого знакомства, – говорил он, улыбаясь, – мы были достаточно учтивы с москвитянами. Мы – хозяева на правом берегу. Казацкий сброд Трубецкого не воины, их командир не расположен ссориться с нами. Мой приказ – доставить четыреста возов с продовольствием нашим героям-соплеменникам в Кремль. Есть человек, который проводит караван в южные ворота Кремля.

На усатых лицах польских военачальников усталость. У некоторых на головах повязки. Цветные с позументами кафтаны порваны, на них следы крови.

Слово гетмана – закон: четыреста возов в Кремль!

Заскрипели тысяча шестьсот колёс. Затопали восемьсот обозных коней. Раздались голоса четырёхсот возниц. В сопровождении шестисот всадников караван шумно тронулся в путь.

Князь Трубецкой как будто не видел и не слышал всего этого. Поляки спокойно проходили мимо него по Замоскворечью.

Караван благополучно достиг южных ворот Кремля. Четыреста возов продовольствия оказались в руках осаждённых поляков.

Шестьсот всадников конвоя мирно возвратились мимо казацких таборов опять в гетманский лагерь.

Полученное засевшими в Кремле панами продовольствие подкрепило и ободрило их.

23 августа осаждённые сделали вылазку из южных ворот Китай-города, переправились через реку и без труда взяли в Замоскворечье русское укрепление у церкви Святого Георгия, распустив на колокольне польское знамя. Обороняли это укрепление воины прежнего, ляпуновского ополчения, начальником которых был теперь Трубецкой, но никто из его лагеря не помешал полякам занять этот острог.

Узнав о ночном манёвре поляков, Пожарский и Минин решили переправить часть ополчения на правый берег реки, в Замоскворечье.

В этот день войско Ходкевича, бросив своё укрепление, двинулось с Поклонной горы вглубь Замоскворечья, к Донскому монастырю, в обход, чтобы охватить Кремль и Китай-город с южной и юго-восточной сторон, совершенно незащищённых русскими.

Пожарский быстро перекинул на правобережье два полка отборных воинов, расположившись в районе Пятницкой улицы.

Трубецкой и в этот раз не помог нижегородцам. Он как бы нарочно, чтобы не мешать польским войскам, отвёл казацкие полки в сторону, к Лужникам.

Серпуховские ворота оказались незащищёнными. Через них свободно прошли эскадроны Ходкевича.

Пожарский видел, что ему придётся сражаться в неравном бою, однако решил во что бы то ни стало воспрепятствовать подходу поляков к Кремлю и Китай-городу.

Ходкевич, узнав о смелой переправе нижегородцев на правый берег, хозяином которого считал себя, пришёл в ярость.

Он снялся с Поклонной горы и двинул войска к Донскому монастырю.

24 августа на рассвете вихрем налетели польские гусары на ополченцев.

Ополченцы приняли удар, нагромоздив на пути эскадронов брёвна, лодки, камни. Нижегородцы сжались в плотный треугольник копий, самопалов, сабель, о который с треском и звоном разбилась польская конница.

В тылу у нижегородцев была река, впереди – озверелая вражеская орда. Оставалось либо победить, либо всем погибнуть.

С той и другой стороны становилось всё меньше и меньше бойцов. Но тут вдали поднялись облака пыли. То шла польская пехота, высланная гетманом в помощь коннице.

Гусары, ободрившись, с новой силой накинулись на ополченцев, но тут дали о себе знать и ополченские пушкари. Из двух имевшихся у них на этом берегу пушек они принялись стрелять по пехоте, испугав и остановив её.

Трубецкой, вместо того чтобы ударить в тыл польской пехоте и тем решить победу, отвёл свои войска ещё дальше от места сражения. Он освободил хорошо укреплённый Клементьевский острог. Его немедленно заняли поляки. Вышло так, что он добровольно предоставил гетману выгодное для ведения боя место.

Ходкевичу ясно было видно из острога, как нижегородские пушкари бьют его пехоту. На помощь по приказу гетмана помчались стоявшие в