Записки для Пелле - Марлис Слегерс
Я отпустил жалюзи. Ноги будто прилипли к полу, я был не в силах сдвинуться с места. В горле жгло. Я заморгал и попытался сглотнуть. Взял коробку и принялся искать.
Самая большая собака на свете – немецкий дог. Его рост – два метра двадцать три сантиметра. Тычок забрал мою записку. Самая маленькая собака на свете – йоркширский терьер. Не выше семи сантиметров в холке и размером ненамного больше банки газировки.
Записка № 9 исчезла.
* * *
– Это был парень Эвы?
Мама накладывала мне спагетти. Жёлто-белые макаронины падали в тарелку, как сцепившиеся в схватке черви. Я посыпал их сыром.
– Они просто нашли общий язык. – Я отвёл глаза, прячась от маминого испытующего взгляда.
Дельфины никогда не спят. Во всяком случае, не засыпают полностью. Им нельзя слишком долго оставаться под водой, иначе утонут. Когда они устают, одно полушарие их мозга засыпает, потом просыпается, и засыпает другое. Дельфины просто лежат в воде с одним закрытым и одним открытым глазом. Вот было бы удобно уметь на время отключать одно полушарие! Сейчас я бы отключил то, которое отвечает за панику. Записка номер девять. 9 – число Капрекара. Капрекар был индийским математиком, обнаружившим одно удивительное свойство некоторых чисел. Если возвести 9 в квадрат, получится 81. А 8 плюс 1 будет 9. Получается: 9 × 9 = 81, а 8 + 1 = 9.
Учёные думают, что в нашей Солнечной системе, возможно, существует ещё одна планета – Планета № 9. Её никто пока не видел, найдены только её следы. Когда-нибудь она покажет себя, эта планета.
– Вот как? Я всегда думала, что вы с ней… Ну да ладно. – Мама покачала головой, и я вдруг уловил запах, которого не слышал уже очень давно, – слабый аромат духов. Мама уже год как не пользовалась духами. Она улыбнулась и положила мне салата.
– В котором часу собирался зайти тот продавец из строймагазина? Уже темнеет, не знаю, сможет ли он хорошо разглядеть домик. – Мама бросила взгляд за окно.
Рассказать ей, что сделал Тычок? Но что потом? Она, наверное, позвонит его родителям, расскажет, что Тычок украл записку моего умершего отца. Тычок будет всё отрицать. Нет, конечно, ничего он не крал, что за дикое обвинение! А даже и укради он что-то, – чего он, само собой, в жизни бы не сделал! – то не записку, а деньги, или украшения, или шоколадный батончик из супермаркета. Его мама ответит, что её сын на такое не способен. А потом повесит трубку, покачает головой и скажет: «Какая жалость, такая была милая женщина, а теперь совсем не знает, что несёт! С тех пор как умер ее муж, она немного того…» – И покрутит пальцем у виска. А потом продолжит ужинать или смотреть телевизор, а Тычок смоет записку в унитаз.
Лучше ничего маме не рассказывать, решил я и всосал макаронину. Может, Тычок просто хотел пошутить – несмешно – и завтра отдаст записку.
Но на всякий случай надо бы начать отжиматься. Стать сильнее, накачать мышцы. Чтобы не давать людям вытирать об меня ноги, как Тычок сегодня. К тому же, Эве, видимо, нравятся мускулы, иначе что она в нем нашла?
Мама отправила в рот вилку спагетти.
– Что у тебя на уме? Твои мысли где-то далеко, – смеясь, сказала она и взлохматила мне волосы. – Э, да ты совсем оброс! Сходим-ка в выходные в парикмахерскую, что скажешь?
Я удивлённо кивнул. В парикмахерской я не был уже год, не меньше. Пару раз мама бралась за ножницы и без особого энтузиазма подстригала по чуть-чуть тут и там, так что моя шевелюра теперь напоминала перьевую метёлку. Только обильно смазав волосы гелем, мне удавалось по утрам придать им хоть сколько-нибудь приличный вид.
В дверь позвонили, и мама жестом попросила меня открыть. Я поплёлся в коридор и только тогда заметил, что сегодня надел разные носки: один полосатый и один в горошек. Маме вечно неохота искать пары. Постиранные носки тут же исчезают в большой корзине, поди найди два одинаковых. Вот и утром так вышло. Теперь горошек и полоски вместе плелись открывать.
На пороге, задрав голову, стоял тот самый продавец. Он постучал по деревянному косяку и пальцем соскоблил с него немного краски. Ну и манеры! Приходишь к людям в гости и как ни в чем ни бывало отдираешь от стены кусок обоев! Или отковыриваешь краску.
На нем были темно-синяя куртка, клетчатый шарф и бейсболка, которой он коснулся в знак приветствия. Круглое лицо и щетинистая каштановая бородка от уха до уха. Такая хипстерская. Оливково-зелёные глаза весело смотрели на меня.
– Вот вы где живете! Я поначалу прошёл мимо. Здесь, в древесине, – он снова постучал по косяку, – завёлся жук-точильщик. Видишь? Погоди-ка.
Из кармана куртки он достал шариковую ручку, приставил её к косяку, нажал, и кончик стержня погрузился в дерево, словно в тесто. Он убрал ручку, и на косяке осталась дырка, из которой тонкой струйкой посыпалась древесная пыль.
– Видишь? Косяк пористый. Дырявый. В дырах – древесная мука. Эти гады незаметно проникают внутрь и принимаются пожирать дом. Снаружи это поначалу не заметно, но иногда они сгрызают всё подчистую, так что рушится целая конструкция. Жуки откладывают яйца, из них вылупляются личинки. И личинки эти жуть какие голодные, поглощают всё на своём пути. Иногда они проживают так лет десять, прежде чем окуклиться, а когда куколки наконец превращаются в жуков, то умирают недели через две. Вредители, вот они кто. Вам нужно от них избавиться, иначе они слопают всё. Могу рассказать, как с ними бороться. – Он протянул мне руку. – Кстати, я вчера не представился. Меня зовут Джексон. Или просто Джек.
– Пелле, – ответил я и вложил свою руку в его. – Просто Пелле.
Ладонь у него оказалась такая здоровенная, что моя в ней просто исчезла. Джек крепко потряс её и улыбнулся.
– Проходите, пожалуйста! – крикнула из кухни мама.
Я шагнул в сторону, впуская его. Новость о том, что наш дом, оказывается, вот-вот обрушится, встревожила меня. Больше того: я буквально слышал, как эти точильщики хрумкают древесиной.
Войдя в кухню,
