Родной дом - Нина Александровна Емельянова

— Курите? — спросил он дядю Алексея и оторвал длинный лоскуток газетной бумаги.

— Курил, да велено бросить хотя бы на месяц-два — отдохнуть от курева. Вот и бросил.

А на месяц бросишь, так и не начинай сызнова. Курить-то доктора не велят… Ну, и что ж ты хотел сказать? — снова обратился он к Витьке.

— Там у них, дядя Миша, есть один такой… в шляпе и хромовых сапогах, с кнутом. Кажется, его Романом зовут.

— Да ты что? Опомнись! — Дядя Миша от возмущения всплеснул руками. — Придумать только: Роман! Роман у меня лодку уведет, когда он меня сколько лет знает! Котлы на маслозаводе кто лудил? Его ребята, У меня баба самовар распаяла, Роман как раз в избу зашел: «Давай — починим, лучше нового будет». И до сих пор самовар служит. Нет уж, не люблю я, когда зря на людей говорят: цыгане, цыгане… а это же старые понятия.

Дядя Алексей засмеялся:

— Простите, Михаил Егорыч, вспомнил смешное, — и рассказал, как цыганка заходила к матери Витьки напиться.

— Э! Это есть у них, не спорю. Гаданье там, глупости разные… А про тебя, Витька, гляди — скажу Роману, он тебя так кнутом вытянет, за мое почтение!

Старик совсем разволновался. Может быть, и правда Роман неплохой человек и Витька зря наклепал на него… Но если не Роман, то кто же?

— Я больше не буду, дядя Миша, так говорить, — сказал он.

— Не будешь, и ладно.

— Жаль, что с лодкой так вышло, — сказал дядя. — Я как раз хотел у вас лодку попросить.

— На этой лодке свет клином не сошелся. Вот послезавтра поеду, привезу на плотину старую лодку. Тоже подходящая лодка. И пользуйся ею, хоть к себе в Кедровку угони. Только этим пострелам, — он взглянул на Витьку, — одним не давай.

Они поговорили еще о приволье здешних мест; мельник пригласил дядю Алексея заходить: нужно бы посоветоваться об электростанции, и они расстались, видимо довольные друг другом.

Вырезав из ивовой ветки прочную рогулину, чтобы удобнее было нести щуку, рыбаки повернули к дому.

— Михаил-то Егорыч каким молодцом! — похвалила тетя Лиза. — Хорошо побрит.

— У нас только деды с бородами, — солидно сказал Витька, — вроде Жукова!

— Ну, а дядя-то Лаврентий? Совсем не дед, а с бородой.

— Борода бороде рознь, — заметил дядя Алексей. — Лаврентия Кузьмича борода только красит.

Поднимаясь по проулку, Витька увидел, что ставни в сельпо открыты и на крыльце стоит плотный седой человек, одетый в синюю рубашку с цветистым галстуком и в синие военные брюки, заправленные в сапоги. Витька тронул дядю за руку.

— Дядя Алексей, это и есть Крот! — шепнул он.

— Ну? Совсем не таким я представлял его себе, — ответил дядя. — Так этот самый Крот и говорил вам, что вы ему микробов напускаете?

— Этот самый, дядя Алексей!

— Интересно… А ну-ка, зайдем в лавку.

Когда все поднялись на крыльцо, Крот, успев зорко осмотреть незнакомых людей, поздоровался первый и приятно улыбнулся», хотя улыбка и обнаружила скорее привычное обхождение, чем удовольствие видеть дядю Алексея и тетю Лизу. Однако в этих тонкостях Витька не очень разбирался.

Увидев щуку, Крот рассыпался в похвалах, восхищаясь тем, что столичный рыбак уже поймал в их водах такую рыбу.

— Замечательна фаршированная! — обращаясь к тете Лизе, заключил он. — И с некоторым сопровождением… — Тут он наклонил голову в сторону дяди Алексея и снова приятно осклабился.

Витька смотрел во все глаза.

— Полюбопытствуйте на наш ассортимент, — сказал продавец, пропуская дядю Алексея с тетей Лизой вперед в лавку и сам заходя за ними. — Обрадуете, если чем-нибудь смогу услужить.

Такого масляного выражения лица у Крота Витька еще ни разу не видал и такого обращения с покупателями не слышал. Ему показалось это очень смешным, и он отвернулся.

— Это ваш племянник? — спросил продавец. — Ничего, славный мальчик. Я люблю, когда ребята заходят, но, к сожалению, не всех их можно оставлять в магазине без присмотра. Вот с ним, — он указал пальцем на Виктора, — ходит приятель — форменный хулиган!

Витька резко обернулся и посмотрел в упор на продавца, но его это ничуть не смутило.

От таких хулиганов надо держаться подальше, — прибавил он.

— А чего он вам сделал? — грубо спросил Виктор.

— У меня, милый, даже артистических слов не хватает, чтобы все пояснить… — достойно возразил продавец.

Дядя Алексей перебил его:

— Меня интересует ваш ассортимент только из любопытства: что завозят в деревню, что й как покупается, — сказал он, пристально, чтобы скрыть улыбку, глядя на карман синей рубашки продавца, откуда торчала новенькая авторучка. — Сейчас нам нужно только два килограмма колотого сахара, если он у вас есть, товарищ…,

— Кротиков, Поликарп Игнатьевич.

— …товарищ Кротиков.

— Сию минуточку! — поклонился продавец, исчезая в двери за прилавком. Он шел, не переставляя ноги, а двигая ими, словно шел на лыжах, повертывая кругленьким плотным задом; может быть, он и походку изменил из уважения к дяде?

— Сейчас он хорошего сахара принесет, — зашептал Виктор, приметивший и оценивший улыбку дяди Алексея, но тот прикрыл рукой его губы и покачал головой.

В это время с улицы в лавку вошли две женщины; одну из них Витька уже показывал дяде и тете Лизе: это была бабушка Зайчиха, замечательная тем, что ей уже перевалило за сто лет. Она пережила двух мужей. Второй, «дед Заяц», как пояснил Виктор, умер недавно. Тетя Лиза приветливо поздоровалась с нею.

Бабушка Зайчиха хорошо слышала и видела. Отличительной чертой ее были очень большие, несоразмерные с ростом, руки и ноги.

— Отвесь-ка мне сахарку, — сказала она вслед удаляющемуся продавцу.

Продавец быстро вернулся, неся небольшой мешок, из которого ловко и точно отвесил сахар дяде Алексею. Получив покупку, дядя и тетя попрощались и пошли к двери, а Витька остановился у другого конца лавки, как будто рассматривая велосипеды.

Догнал он своих на улице, уже около дома; он бежал, подпрыгивая, его круглое, чуть скуластенькое лицо выражало чрезвычайное удовольствие: все получилось так, как он думал.

— Только вы не говорите дома про щуку, — шепнул он тете Лизе, — идите в ворота, а я обойду проулком.

Во двор Витька вошел через огород и спрятал щуку в сенях.

Дома он быстро заглянул в пакет, который дядя положил на стол.

— Вот я и проверил, дядя Алексей! — сказал он с гордостью. — Вам-то Крот какой сахар отпустил? Сухой, крепкий… глядите, даже голубоватый — вот какой! А бабке Зайчихе он после вас вешал из другого мешка, и тот сахар вовсе сырой. Мы знаем, нас с Антошкой он сколько раз обманывал.