К небесам - Карен Кёлер

Доходит до того, что я уже и правда не знаю, где мой комбинезон с Тоторо, и у меня ненадолго сдают нервы, я едва не реву – взаправду, но тут папа выуживает его из кучи.

– Да вот же он! Иди-ка умойся, нельзя так спать, Тони, ты ведь уже большая девочка…

У меня вдруг начинает дрожать подбородок, потому что дурацкие слёзы подступают к горлу, приливают к глазам и рвутся наружу, но папа это видит и ставит нотации на паузу:

– Ну, иди сюда. – И обнимает меня.

Я не хочу, чтобы красивая голубая краска у меня на лице размазалась из-за слёз, поэтому запрокидываю голову и загоняю их обратно.

– ТЕЛЕФОН! Моя мама звонит! – в панике вопит из гостиной Ням-Ням, перекрикивая музыку.

Папа чмокает меня в макушку:

– Иду!

Мы с Ням-Ням набиваем комбинезоны оставшимися снеками, а папа сражается по телефону с мамой Ням-Ням. Много «гм», «да-да» и призывов не волноваться. Дело в том, что мама у Ням-Ням очень строгая. Когда Ням-Ням ночует у нас, она звонит не меньше двух раз.

Мы похожи на астронавтов в скафандрах: двигаемся медленно, ноги при ходьбе почти не сгибаем, чтобы упаковки не шуршали так громко. Сейчас начнётся миссия – приземлиться в саду, миссия – космическая рация, миссия – установить контакт с мамой: мы как луноходцы шествуем по гостиной к двери на террасу. Папа всё ещё говорит по телефону – закатив глаза, показывает на трубку.

– Мы астронавты… В замедленной съёмке.

Он поднимает большой палец.

– Мы на выход. Миссия – приземлиться в палатке.

Он снова показывает поднятый палец.

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! Я сейчас выйду к вам наружу. Что?.. Да… Наружу. Нет, ни на какую улицу они сейчас не пойдут, не волнуйтесь. Всего-навсего в сад. Да, сад снаружи, в доме у нас сада нет. Да. Гм. Не переживайте. Да, она уже… Бу-бу-бу… М-м-м?

Девять

Я вдыхаю вечерний воздух. Пахнет древесным углем для барбекю и цветами, выходными и близкими летними каникулами. Где-то фыркает поливалка для газона, у соседей на крыше распевает во всё горло дрозд-хулиган. Ещё не до конца стемнело, но уже зажигаются первые звёзды.

– Она только и знает, что меня контролировать! Ничего мне не разрешает! Никогда! Моя мама – полный отстой! Нет, ну правда! Ненавижу её! – ноет Ням-Ням, а меня это бесит. Ибо:

– У тебя она хотя бы есть!

Опять я борюсь со змеями в горле. Время на миг замирает – в носу, что ли, ковыряется.

– Прости.

– Мне так её не хватает.

– Могу себе представить.

– А вот и не можешь!

Никто не может себе представить, каково это – тосковать по умершей маме, если только у тебя самого мама не умерла. Чувство утраты больше Вселенной. Смерть больше Вселенной. Смерть – гудение между атомами. Услышав её однажды, ты слышишь её всегда. Услышав однажды её дыхание, ты узнаёшь, что она хрипит как кофейник. Поди забудь этот звук.

Я валюсь на спину, в попу мне упирается упаковка маршмеллоу, по вискам стекают слёзы, прокладывая шоссе к ушам. Я пытаюсь их подавить, чтобы не размазать голубую маску. Вообще-то я больше злюсь, чем горюю. Ещё и потому, что взрослые держат меня за дурочку: «Твоя мама теперь на небесах и присматривает оттуда за тобой». Или: «Она теперь твой ангел-хранитель». Не нужен мне никакой ангел-хранитель. Я хочу танцевать с мамой по гостиной. Пусть она меня за что-нибудь отчитает. Пусть даже дверью хлопнет. Я согласна на всё, даже на плохое, чего раньше никогда не хотела. Мне всё равно, всё-всё, лишь бы не долбаный ангел. Как мама может быть ангелом? У неё что, крылья? Она типа на дурацком облаке живёт? Потягивает с госпожой Метелицей лимонад из ревеня или чаёк, болтая о том, что надо бы выбить перину?

– Как мама теперь может быть на небесах? Как? – спрашиваю я Ням-Ням резче, чем намеревалась.

– Не знаю.

– Может, это просто сказка, как Дед Мороз, госпожа Метелица или Красная Шапочка. Может, космическая рация – бредовая идея, и она не сработает.

– Сработает.

– А вот и нет! Я думаю, её больше нет! Умерла – и всё!

Если хочешь знать, почему Ням-Ням – моя лучшая подруга, то вот ответ: Ням-Ням просто ложится рядом со мной, берёт меня за руку и спокойно говорит:

– Так не бывает, Тони. Она не может исчезнуть совсем. Энергия во Вселенной никуда не девается. Закон такой есть. «В замкнутой системе сумма всех энергий остаётся неизменной. Полная энергия сохраняется». Википедия.

– Понятия не имею, что это значит.

– Это значит, что твоя мама не МОЖЕТ просто взять и исчезнуть. Где-то чем-то она ДОЛЖНА ещё быть. Даже если не верить в сказки или бога. Это так. Закон такой.

– Пусть нас заберёт Тоторо и отвезёт в котобусе к маме.

Голос у меня резиновый, у него крошечные ступни и короткие ножки, мой голос пищит и совсем уже не мой голос. Голосу, который произносит эти слова, не десять лет, а четыре года. Ненавижу этот голос.

– Да, было бы здо́рово.

Голос Ням-Ням – тёплый, мягкий и суперумный, он хочет меня утешить, но не знает как. Поэтому мы просто тихо лежим на спине в комбинезонах, давим попами маршмеллоу и чипсы, впуская в глаза раннюю ночь. Удивительно, как всё продолжается, будто ничего и не произошло. Всё идёт своим чередом: Земля как вертелась, так и вертится, солнце всходит и заходит, луна то убывает, то прибывает, вот-вот наступит лето, а я не могу этому помешать, хотя мне хотелось бы остановить весь мир. Остановить время. Остановить звёзды. Пусть этот неправильный мир-без-мамы замрёт. Пусть всё замрёт, пока она не вернётся и не растопит лёд у меня в груди, чтобы я снова как следует что-нибудь почувствовала. Пока я не перестану по ней тосковать. Вот бы она просто надолго уехала, а потом вернулась домой, открыла дверь моей комнаты и сказала: «Тони-Пеперони! Я так по тебе скучала!»

Девять (всё ещё)

Ням-Ням болтает ногами. Знаешь, она ни минуты не может усидеть спокойно – хоть чем-то да двигает. Если не ногами, то глазами, руками, ресницами или локтями. Ням-Ням – электрический угорь, неутомимый часовой механизм, волчок – она просто не может иначе. Думаю, сейчас ей стоит невероятных усилий почти неподвижно лежать рядом со мной. Она уже второй раз шарит в кармане комбинезона в поисках мобильника, но он лежит в кухне на столе, и вообще-то она это знает. Её мама хочет, чтобы у дочери был телефон (в отличие от моего папы, который считает, что я до него ещё не доросла, гр-р-р), но только чтобы она была на связи. По вечерам мама у неё телефон забирает, а когда Ням-Ням ночует у нас, ей приходится оставлять сотовый на ночь на столе. Бедный маленький смартфончик – как ему одиноко! Без телефона Ням-Ням чего-то не хватает. Она как вечно голодная гусеница – только питается не грушами и сливами, а информацией. Ей постоянно нужно пополнять знания из интернета, мира ей иногда просто недостаточно. У неё ненасытный ум, где возникают всё новые вопросы. Каждый день она протаптывает в интернете бесчисленные дорожки в Википедии. Иногда мы смотрим видео на ютубе, и тогда она говорит, что своими видео со слонятами я сбиваю ей алгоритм (← очень сложное слово, приходится всякий раз гуглить, как оно пишется). Ням-Ням говорит, что ей потом предлагают только видео со слонами. Но мне всё равно, ибо: тебе доводилось видеть, как слонята учатся управлять хоботом? Именно такой мне сейчас представляется моя жизнь: я слонёнок, мне надо работать хоботом, только я не знаю как. Как мне справиться без мамы? У меня же ещё нет мышц для жизни без неё, я совсем не умею двигать хоботом.