Родной дом - Нина Александровна Емельянова

Нет, не приехал еще Антошка. Что делать, что делать? Витька и придумать не мог. Он тихо пошел через луга, так же как ходил вчера, проведывая лодку, но свернул к кроликовой ферме, пересек небольшую рощицу н вышел на дальний изгиб Светлой. Сюда редко кто заходил, и Витька почувствовал, что тут он может все хорошо обдумать.

— Эй, мальчик, постой! — услышал он чей-то голос и обернулся.

Его догоняла высокая темноволосая девушка с разгоревшимся от жары круглым лицом. В руке она держала очки в черной оправе. Увидев, что Витька остановился, она вытерла ладонью потный лоб и надела очки.

— Скажи-ка, куда я выйду по этой тропинке?

— А куда вам надо?

— Мне надо и в Строково и в Кедровку. Куда ближе?

Витька посоветовал идти берегом в Строково, оттуда легко доехать на машине и до Кедровки. Ему хотелось спросить, откуда и зачем приехала эта явно городская взрослая девушка.

— Хорошо. А где мне лучше искупаться?

— На строковских песках, конечно. Это вам будет по дороге. Очень хорошее купание: там ни за что не утонешь.

— Я, дорогой товарищ, и на самом глубоком месте не утону. Знаешь плесо у бархатовской плотины?

— Ага, — сказал Витька.

— Так я там купалась несколько раз.

— А что вы делали на плотине?

— Много будешь знать — скоро состаришься! — засмеялась девушка. — Ну, прощай! — И она сбежала к реке.

Витька посмотрел ей вслед, потом спустился на середину крутого склона и сел на песчаной тропинке среди кустов смородины и шиповника. Почему-то очень болела голова. Тут было жарко, ни один листок около него не шелохнулся. Хотя Витька собирался все хорошо обдумать, мысли из головы куда-то рассеялись. Он смотрел на колючие стволики шиповника, на резные листики, из которых один побурел и свернулся. Витька подумал, что там, наверное, сидит червяк, и развернул. Никакого червяка в листике не было. Песчаную тропинку перед ним торопливо пересекали бегущие куда-то цепочкой черные, словно перевязанные по пояску ниточкой муравьи. Низко над его головой пролетела птичка и удивленно свистнула:

«Что тут делает Витька?»

Виктор поднял голову, и, бегучая, родная, блеснула ему в глаза вода Светлой. Она текла в зеленых берегах и под ветром по ней шла рябь, то синяя, когда отражала цвет неба, то зеленая — цвет кустов. Струи ее завивались у берега, как будто кто-то писал Витьке на непонятном ему языке. Витька задумался, глядя на воду и испытывая горькое чувство обиды оттого, что он сидит тут, а недалеко отсюда, за излучиной реки, стоит в протоке чужая лодка и мешает ему жить весело и приятно.

Он так задумался, что синяя красивая птичка пролетела совсем близко от него и, особенно чисто и мелодично выговорив какое-то свое слово, опустилась на торчавший из воды обломанный сук.

Витька вздрогнул и, стараясь не спугнуть птичку, приподнял голову над кустарником. Дa, в самом деле, это был каменный воробей. Вот он сидит, повертывая головку с длинным носиком направо и налево, и синяя его спинка блестит на солнце.

Прилетел! В грустную для Витьки минуту прилетел к нему «его» каменный воробей, как называли ребята синюю удивительную птичку.

И Витьке и Феде было известно, где этот воробей живет, — у песчаной отмели ниже деревни. Но видели они его часто по всей реке; важно выпятив грудку, он садился. па сухую талину, нависшую над водой, и посматривал вниз и вверх по реке, повертывая головку. Он был так красив, что у Витьки ни разу не шевельнулась мысль спугнуть его или подбить. Витька смотрел на птичку и радовался.

Эта птичка, синяя, прелестная, для Витьки была неотрывно связана с рекой, и он придумывал, что, как в сказках бывает в море морской царь, так на их Светлой есть главный надо всем синий воробей — душа движения и жизни; он летает по всей реке и все видит, все знает! Если поймать каменного воробья, он тебе все сделает, что только захочешь.

«И ведь узнал же он про меня! — подумал весело Витька. — Ах ты, друг! Сделай, чтобы все стало опять хорошо!»

Всю обиду его как рукой сняло. Он посидел еще, глядя, как синий воробей перебирал своим длинным носом перышки на крыльях и вдруг снялся с талины и полетел вдоль по реке, низко над водой чертя своим полетом прямую линию. Витьке почему-то стало казаться, что птица на лету пересекает какие-то радужные круги, а вода а реке колеблется волнами, как в море.

Виктор и забыл, что он собирался все обдумать. Ему было жарко, он стал спускаться к воде среди зеленой листвы и с удивлением заметил, что кусты смородины двинулись вверх, застилая перед ним небо…

Витька почувствовал под щекой шершавый песок тропинки и понял, что лежит на земле и голову ему трудно пошевелить — так она болит. Ветки с зелеными еще, крупными ягодами черной смородины теперь нависали над его головой. Он облизнул пересохшие губы, пить ему очень хотелось, и, притянув к себе ветку, собрал горсть ягод и съел их. Потом с трудом съехал к воде и долго лежал, непрерывно смачивая голову. До кожи ее было больно дотронуться.

Когда он поднялся на крутой берег и медленно пошел к дому, солнце уже перевалило к западу. Часа три, не меньше, пролежал он у реки.

Как ни любил Витька солнце и тепло, сейчас он думал, что хуже нет такой жары; вся деревня лежит под горячим июльским солнцем, никого не увидишь на сухой, пыльной улице, разве курица пробежит за летящей мухой. … Каждый шаг отдается болью в голове — вот как тяжело в такой день.

«Наверно, все уж давно дома, — подумал он. — Сейчас спросят, где был».

У самого дома он увидел, что с другой стороны к избе подходит трехтонка. Машина остановилась, сверху спрыгнул Степан, старший сын дяди Филиппа, и шофер сейчас же поехал дальше. Витька заторопился было, но едва смог подняться на крыльцо. Он вошел в комнату, когда Степан, сняв кепку, пригладил светлые волосы и здоровался со всеми. Но Витьку почему-то ничто не интересовало, он даже не вспомнил сразу, зачем мог приехать Степан. Молча он сел на лавку.

— Приехал взять велосипед, — говорил Степан, — и отец велел напомнить Алексею Васильевичу, Григорию Васильевичу, сватье Лизавете, тетке Насте и всем, чтобы в следующее воскресенье вы приехали на Ингу к нам гостить. Празднуем открытие новой фермы. С любой