Родной дом - Нина Александровна Емельянова

Витька благодарно смотрел на отца,

— Да я не про Николая, — махнула рукой мать — а про Антона говорю: лодку-то ведь он угнал.

— Он лодку не угонял, — внезапно очень твердо сказал Витька.

— А кто же тогда вместо него?

При одной мысли, что он услышит сейчас свой голос: «Я угнал», — Витька испугался, и даже ноги его задрожали. Сердце так и заколотилось — вот как стучит; наверное, на всю избу слышно. Страх признаться сейчас отцу в своем поступке был силен и сковывал Витьке язык. Он молчал, для него исчезли все в горнице, кроме отца, стоявшего перед ним в старой, вылинявшей и неоднократно починенной гимнастерке, которую он любил и не спускал с плеч, с маленьким сверточком в руке — он ехал на поля, и мать завернула ему кусок пирога. И — удивительно! — чувство страха у Витьки вдруг стало проходить и совсем ушло,

— Это я угнал лодку, папа, сказал Виктор, но, увидев, как изменилось лицо отца, как удивленно и гневно блеснули его глаза, Виктор испугался: «Ой, зачем же я сказал?» И, не давая отцу произнести ни слова, поспешил добавить: — Нет, нет, мы не насовсем ее взяли у тех мальчиков, мы хотели вернуть сразу, да не знали, кому.

— Как же это все получилось? — сказал отец строго.

— Да ведь, папа, они же нас обманули! — горячо крикнул Витька, чувствуя правильность того, что он сказал отцу про лодку, и радуясь, что ему не надо его бояться.

Отец оказывался хотя и строгим, но единственным помощником ему в трудном деле признания своей вины. Вины? Раз мальчишки их обманули, может быть, они с Антошкой и вовсе не виноваты?

Виктор стал рассказывать, как было дело, чувствуя себя освобожденным от необходимости скрывать происшествие с лодкой и все время употребляя слово «мы».

— Так с кем же ты все-таки прятал лодку, — спросил отец, — раз ты говоришь «мы»?

Витька прикусил язык, но было уже поздно, да и не было нужды хитрить.

— Мы прятали лодку вместе с Антоном, папа.

— Так я и знала! — воскликнула мать.

— Но все-таки я виноват больше — ведь я придумал спрятать лодку. — Витька брал на себя вину, думая, что делает это в пользу товарища. — Вывести ее к плотине я не мог, потому что Антона нет сейчас в Кедровке: он уехал в район к отцу.

— Придумал спрятать, конечно, Антон, но виноваты вы оба, — сказал отец, и Витька подумал, как это он знает их насквозь. — А почему вы не сказали дяде Мише? Ведь ты слышал, что лодку у него украли.

Витька промолчал.

— Как же вы думали вернуть лодку?

— Ночью хотели заплыть и потихоньку привязать в ивняке, чтобы утром дядя Миша увидел.

— Так вот, слушай, а то мне давно пора ехать, — строго сказал отец: — отправитесь сейчас вместе с Антоном и отведете лодку дяде Мише. И отдадите ему из рук в руки, ладно? Понял? Умели прятать, умейте ответ держать! Все!

— Может быть, мне помочь Виктору поднять лодку, если Антона еще кет? — спросил дядя.

— Нет, Алеша, он сам должен это сделать; пусть сами расхлебывают.

И отец вышел. Виктор посмотрел на дядю Алексея, тетю Лизу, мать, уловил выражение сожаления на лице тети Лизы, что он ввязался в такую историю. Но было в ее глазах и сочувствие. Дядя Алексей сказал:

— Пойдешь — на голову надень хоть отцовскую кепку, что ли…

А мать крикнула вдогонку:

— Молока-то хоть выпей на дорогу!

Витька бежал что есть духу к избе Антона, почти не надеясь увидеть друга, и вдруг, поворачивая в переулок, налетел на него.

— Антон! — Он остановился, глядя на серьезное, печальное лицо товарища. — Как у тебя там дома-то?

Антон покачал головой и, не удивляясь, что Витька повернул в одну сторону с ним, продолжал медленно идти в том же направлении.

— Очень все сошлось против него, — сказал он. — В сельпо недостает разных товаров на большую сумму — тысячи на три. По подсчету, по квитанциям, товару в сельпо должно быть много, а его мало. А куда девался этот товар, неизвестно.

Витька догадался, что у Друга нет и тени сомнения в честности отца. Но сам он подумал: «Куда же девался товар, на самом деле?»

Они шли по проулку, тихо разговаривая.

— А кто эти квитанции на товар пишет? — спросил Виктор.

— Бухгалтер пишет. Товар отец получал в районе, на складе Райпотребсоюза. Получают всегда по фактурам и нарядам — я узнавал там, как все делается, — и расписываются в получении. В сельпо надо сдавать под расписку заведующему или продавцу, все равно кому. А ведь у нас Крот и заведующий и продавец. Отец всегда и сдавал ему. И как-то получилась недостача…

Антон замолчал, и Витька понял, что расспрашивать его сейчас не следует.

Вдруг Виктор остановился:

— А насчет лодки…

— Лодки? — рассеянно переспросил Антон. — А что?

Тогда Виктор рассказал все, что произошло утром дома. Антон спокойно сказал:

— Ну, вот и пойдем за лодкой. Мне больше баловаться некогда: вдруг отца осудят, тогда надо матери помогать.

Мальчики порядком повозились, пока вывели лодку из протоки.

Светлая за эти дни обмелела. Антон прихватил с берега шесты, на которых сушили сети, и, упираясь ими, они стали быстро поднимать лодку вверх по течению реки, к бархатовской плотине. Дружные упоры шестов, вода, бегущая за бортом, уходящие назад зеленые берега — все так полно и хорошо соединяло их в общей живой работе.

— Ох, и ругаться же будет дядя Миша! — сказал Витька. — Он обещал голову отвернуть тому, кто угнал.

— Там поглядим, — ответил Антон, налегая на шест, — Хорошая лодка, легко идет. Жаль все-таки, что не удалось на ней поплавать.

Витька не стал говорить Антону о плане дяди Алексея: едва ли он возьмет с собой даже Витьку…

Дядя Миша стоял у плотины и, заслонив ладонью глаза от солнца, смотрел на подходившую лодку. На плесе перед плотиной Витька оставил шест, взял кормовое весло, Антон же продолжал упираться, сильно наклоняясь: шест уходил в воду почти на всю длину.

— Ну, молодцы, ребята! Где это вы лодку отыскали? — спросил дядя Миша.

Витька в последний раз погрузил весло в воду, и лодка плавно врезалась в зеленый травянистый берег у мельницы. Выскочив на берег, Антон вытянул лодку повыше и только успел сказать:

— Лодку эту спрятали мы.

— Да будьте вы неладны, анафемы этакие! — закричал дядя Миша. — Чужую лодку прятать! Я так