Записки москвича - Дмитрий Владимирович Кошлаков-Крестовский

ждал Мишка саблю из рассказа Драгунского. Бежал из школы, залетал к себе в комнату и искал в шкафу. От телефонных звонков я вообще подпрыгивал, думая, что это друзья семьи звонят, чтобы назначить встречу по передаче мне заветных галифе. Точно не скажу, сколько времени мне пришлось быть в таком напряжении, но однажды, уже почти позабыв о них, придя из школы, на своём диване обнаружил пакет с зелёными армейскими галифе. Счастью моему не было предела. Но сказался эффект «собачки, которая за время в пути смогла подрасти». Я еле-еле их на себе застегнул, но это была ерунда по сравнению с их длиной. Подрос я не только вширь, но прежде всего ввысь. Бабушка что-то попыталась сделать, достав свою любимую швейную машинку «Зингер». И пару раз я сходил в них в поход. Я потом окончательно вырос из них, и мечта сидеть у костра в галифе с гитарой и петь, в перерывах затягиваясь папиросой, так и осталась мечтой.

Давно это было…

Давно это было…

Школа, в которой мне посчастливилось провести незабываемые и самые чудесные десять лет, плавно перетекшие из детства в отрочество и грянувшие весенним громом безудержной юности, такая же необычно-грандиозная, как и учителя, дарившие нам, ученикам, все свои знания и лучшие годы своей жизни. Нужно сказать, что и некоторые ученики, помятуя пословицу «Плох тот солдат, который не хочет стать генералом», после окончания школы вплотную подходили по значимости своих дарований, а порой и опережали, своих любимых педагогов. Но это отдельный рассказ, а вспомнить мне захотелось о летних неделях, проводимых нами в трудах и отдыхе на землях успешного Литовского колхоза «Плателяй». Вспоминаются не трудовые будни на полях Литовской Советской Социалистической республики, не распределение сена на сеновале, который был оборудован над коровником, не работы на колхозной лесопилке, куда допускались только самые достойные мальчики, и даже не работы по укладке плитки вокруг сельского Дома культуры. А вспоминаю, прежде всего, заключительные походы, которых ждали и к которым готовились все, с момента приезда в Плателяй. Каждый вечер, после ужина, большинство мальчишек стремглав бежали на озеро. Там, в местном яхт-клубе, нам выделялись старенькие яхты и лодки. Мы приводили их в порядок: конопатили и красили, проверяли оснастку и спасательные жилеты. И чем качественнее мы выполняли эту, вроде не хитрую работу, тем быстрее нам позволяли выйти на своих яхтах на воду. Мы набивали шишки, не успевая уворачиваться при развороте от мачт. Мы стирали в кровь ладони о канаты, натягивая паруса. Но всё это не имело ровным счётом никакого значения. Ведь впереди был поход с пересечением озера, хождением за «крокодилами», песнями у костра под гитару.

Берег чудесного озера, белизна парусов яхт, закатное солнце и лунная дорожка, глубокие вздохи и робкие прикосновения…

Давно это было…

Давно это было…

Для укрепления дружбы между странами Варшавского договора, помимо программы побратимых городов, делегаций по обмену опытом и культурному обмену, существовал ещё и обмен группами школьников.

Я не знаю, по каким критериям выбирали две школы для двустороннего обмена, но нашу Экспериментальную среднюю школу № 91 при Академии педагогический наук выбрали для обмена с одной из школ третьего по величине польского города Вроцлав. Логика тут, конечно, была какая-то. Но логичнее было нам поехать в Болгарию, ведь мы всей своей пионерской дружиной изучали жизненный путь болгарского коммуниста Цвятко Радойнова, который геройски пал смертью храбрых в 1942 году. Его фотографиями были увешаны специальный стенд на третьем этаже и комната пионервожатой на пятом. Фотографии я переснимал с каких-то маленьких газетных вырезок и увеличивал при печати. В итоге с фотографий на нас смотрел человек очень похожий на героя гражданской войны Григория Котовского – такой же круглолицый и лысый, как коленка.

Но выбор пал на Польшу, и мы начали готовиться к поездке. Поездка до места назначения нам предстояла на поезде. Нам – это специально и тщательно отобранным комсомольцам с незапятнанной репутацией, чтобы они, то есть мы, не ударили в грязь лицом перед братским польским народом. Конечно, братским он был только на передовицах советских газет и в сюжетах программы «Время». И хотя основным слоганом нашей поездки служила известная в советские времена пословица «Курица – не птица, а Польша – не заграница», мы сполна ощутили польскую «любовь» к советским гражданам.

Многое для нас было в диковинку. В поезде нам поменяли какие-то суммы в рублях на польские злотые, и мы с удивлением и интересом рассматривали неведомые нам доселе иностранные деньги. Магазины были наполнены продуктами в таком количестве, что даже мы, жители центра Москвы, ходившие за молоком в «Новоарбатский» гастроном, продуктовый отдел Военторга и гастроном на Суворовском бульваре, в простонародье – «Кишку», были удивлены тем, что молоко бывает не только в бумажных пакетах за 36 копеек и «Можайское» в стеклянных бутылках, а бывает оно разной жирности. Да что там молоко. Такое количество сборных моделей самолётов, как в местном детском магазине, я не мог себе представить, и большую часть злотых, которые жгли мои карманы, потратил на них.

Мы бродили по бывшему немецкому Бреслау, удивляясь «Имперскому орлу» на канализационных люках, публичным свободным отношениям между нашими польскими ровесниками и криками «рашен швайн» из отрытых окон комнат общежития, в котором мы жили, занимаемыми такими же школьниками по обмену, но только из Восточной Германии.

Программа была разнообразна, и вечерами мы падали без сил на кровати. Сопровождали нас ребята, которые изучали русский язык и которые могли на нём изъясняться. За неделю мы подружились, и даже каждый из нас побывал на званом ужине в семье одного из польских друзей. Моего польского друга звали Пётр. Обед был вкусный, но меня не покидало ощущение натянутости отношений родителей Петра ко мне. Много позже я узнал, что большая часть поляков из некогда чешского и немецкого города – это переселенцы из тех частей Восточной Польши и Западной Украины, которые вошли в состав СССР до и после Второй Мировой войны.

Мы вернулись домой с ворохом впечатлений. А потом в Москву приехали ребята из Польши. Жили они в нашей школе, спали на наших раскладушках. Наши родители заказывали им экскурсии, а мы показывали им свою Москву.

С Петром мы переписывались ещё долго и даже отправляли друг другу пластинки.

Давно это было…