Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов

«Железнодорожники!

Старая власть, создавшая разруху во всех областях государственной жизни, оказалась бессильной. Комитет Государственной Думы, взяв в свои руки оборудование новой власти, обращается к вам от имени отечества: от вас теперь зависит спасение родины. Движение поездов должно поддерживаться непрерывно с удвоенной энергией. Страна ждет от Вас больше чем исполнение долга – она ждёт подвига.

Слабость и недостаточность техники на русской сети должна быть покрыта вашей беззаветной энергией, любовью к родине и сознанием своей роли транспорта для войны и благоустройства тыла.

Председатель Государственной Думы Родзянко».

28 февраля 1917 г.

Член вашей семьи твердо верю, что вы сумеете ответить на этот призыв и оправдать надежды на вас нашей родины. Все служащие должны остаться на своем посту.

Член Государственной Думы Бубликов.

28 февраля 1917 г., 13 час. 50 мин.». [27]

Думская площадь в дни Февральской революции.

Из открытых источников

Три дня после этого Киев переваривал такое известие. Но в целом настроение царило праздничное. Практически все с неизъяснимым восторгом рассуждали о заре новой жизни, у газетных киосков густели очереди, люди поздравляли друг друга с осуществлением «мечты народа».

А вот в политических кругах замельтешило, завращалось, всё энергичное и амбициозное рвануло формировать новые органы власти. И уже 17 марта возник Совет объединённых общественных организаций, который немедленно занял сторону Временного правительства в Петрограде.

Власть первая.

Спустя несколько дней свой голос в Киеве подали Советы рабочих и солдатских депутатов. Они начали формироваться параллельно органам власти, верным Временному правительству, – точно так же, как это происходило в Петрограде.

Власть вторая.

Однако в условиях Украины тут же начала зарождаться третья власть. «Заря свободы» открыла широкие возможности для политической легализации национальных и националистических объединений. Чем они тут же и воспользовались, и в освобождённом от «имперского угнетения» Киеве возник третий орган власти – Украинская Центральная рада.

Тут же в Киевской губернии началась якобы стихийная организация добровольных украинских военно-милицейских формирований. Назвав себя «Вольным казачеством», эти формирования сразу же объявили себя территориальным войском и заявили о своём подчинении Центральной раде. Это было интересное казачество: оно издавало журналы и брошюры, организовывало лекции и концерты, устраивало военно-патриотические мероприятия и спортивные праздники. То есть кто-то – до сих пор точно неизвестно кто – формировал тогда на Украине нечто вроде отрядов SA в послевоенной Германии или фашистских отрядов Муссолини в Италии.

К лету число этих «казаков» достигло нескольких тысяч.

В либеральной и даже склоняющейся к левой части политического спектра семье Александровых Февральскую революцию вполне приветствовали. О чём говорить, если родной дядя Роберт Классон был марксистом, да еще близким к социал-демократам.

Не представлялась Александровым неприемлемой и национальная украинская власть: достаточно пожили они в малороссийской глубинке и с соседями вполне ладно «розмовляли».

Но вот появление национальных воинских формирований параллельно с общегосударственными вооружёнными силами не могло не вызывать озабоченность у многих думающих людей. А уж на фоне весьма мощного русского националистического крыла в Киеве это обещало серьёзные искры в ближайшем будущем.

Что и произошло.

Уже в июле 1917 года в Киеве вспыхнули первые кровавые столкновения. Причём в весьма причудливой конфигурации. На одной стороне банда «украинизированных» дезертиров – полк имени гетмана Павла Полуботка (они так и называли себя «товарищи дезертиры»), а также солдаты Первого запасного украинского полка и казаки вольного казачества вместе… с большевиками – прежде всего рабочими завода «Арсенал». На другой – верный Раде полк имени Хмельницкого вместе… с юнкерами Константиновского училища.

Можно оценить размах шатаний в головах? А что говорить о 14‐летнем мальчишке, когда всё это вертелось перед ним на улицах, по которым он ходил в своё реальное училище, вздыхал по девочкам и усваивал первые уроки будущей взрослой жизни?

Ходил потом Анатолий с друзьями из 1-й гимназии на места столкновений, смотрел на выщербленные там и сям пулями стены домов и не замытые кое-где следы крови…

Но и это были ещё цветочки.

Постепенно нарастал продовольственный кризис. Судя по газетам, отдельные места из которых зачитывал отец, в докладах городской продовольственной управы с каждой неделей добавляется истеричности.

Обостряется положение с гражданской безопасностью. Замена полиции милицией привнесла лишь больше хаоса, а не порядка. Теперь звучат предложения заменить милицию красной народной гвардией.

В запасных полках происходят волнения солдат. Причём бьют нередко вместе с офицерами и членов полковых комитетов.

С фронта потянулись дезертиры. В большинстве своём – с оружием в руках. Врезалась фраза из жалобы представителей станции Киев-1, что «проезжающие солдаты требуют от агентов железной дороги невозможного»…

На митингах, собраниях, заседаниях всевозможных советов выдвигаются всевозможные требования, вплоть до самых неисполнимых. И, разумеется, противоречащие друг другу. Постепенно поляризуются две линии – одна на Учредительное собрание, другая – на созыв съезда Советов. Пока ещё присутствующая, несмотря на все противоречия, ниточка согласия в обществе истончается постепенно, но неумолимо. В обществе растёт ощущение, будто всё меньше границ становится в политике. И тем больше применяется силы для достижения политических целей.

От разных идеологий становится не протолкнуться. Но главное – за каждой идеологией вставала своя вооружённая группировка. Пока что они больше митингуют, нежели стреляют, но – оружие есть оружие. Рано или поздно оно будет пущено в ход…

В этом развивающемся хаосе семья Александровых вновь уезжает на «дачу», в любимый хутор Млынок. Но хаос доплёскивает и сюда. Стало волноваться крестьянство. А в условиях Украины сбитый с толку крестьянин обычно собирается в территориальные банды с себе подобными. Наверху появляется кто-нибудь ярый, объединяет вокруг себя несколько банд и – здравствуй, Руина! Разоряются поместья, вырезаются евреи, разграбляются селения.

Вот и в буколических местах правобережной Киевщины завелись повстанцы. Покамест, правда, жестокое своё внимание они уделяют обильному здесь еврейскому населению. Но, как известно, во всяком восстании границы дозволяемого расширяются по экспоненте. Если его не подавить. А тут и теперь подавлять некому: свобода. И оружие…

В октябре снова прозвенело из Петрограда: большевистский переворот.

В Киеве поначалу мало кто что понял. Точнее, было понято так, будто большевики устроили в Петрограде своё очередное вооружённое выступление. «Что-то большевики бузят… Как в июле… Или ещё кто-то демонстрирует… Полагаю, скоро опять всё успокоится», – говорили на улицах.

Но затем на город обрушилась лавина телеграмм. Сообщения о Керенском и от Керенского, телеграммы о боях за Петроград и в Петрограде, и о том, что Ленин бежал, а от большевиков осталось очистить только Петропавловскую крепость… А сколько летело по проводам требований и призывов поддерживать Временное правительство и