Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий
Я очутился в одной камере с Гальпериным (кличка его была «Конягин»{26}). Меня сразу взяли в переделку, и со мной стал заниматься Иосиф Блюменфельд. Он мне преподавал основы марксизма. Под его руководством я стал читать серьезные книги. Как я уже указывал выше, до киевской тюрьмы я работал в мастерской ежедневно по 12 часов и даже больше. После работы бывал занят в профсоюзе. Много времени уходило на разные дела в группах и организациях, которые тогда существовали в Западном крае, а позже тратил много времени на организацию транспорта «Искры». Поэтому читать приходилось мало и без всякой системы. Тюрьма для меня стала университетом. Я стал читать по определенной системе под руководством товарища, знавшего революционную марксистскую литературу. До ареста Блюменфельд был наборщиком, примкнувшим к группе «Освобождение труда». Обладая теоретическими познаниями, он был хорошо знаком и с рабочим движением на Западе и имел за собой большой стаж практической деятельности. Ему тогда могло быть 30–35 лет. Несмотря на то что я был моложе его, мы очень подружились. И теперь, несмотря на то что мы с ним очень скоро оказались в разных лагерях российского рабочего движения, я ему искренне благодарен за его теплое отношение ко мне, а главное — за тот фундамент правильного понимания марксизма, который он в меня заложил.
Для меня время заключения летело совсем незаметно, но для активных работников искровской организации сидение в тюрьме было невыносимо. Это была пора, когда рабочие стачки, студенческие демонстрации и крестьянские волнения (в Харьковской, Полтавской и других губерниях) стали повседневными явлениями, а организаторы «Искры» в России вынуждены были сидеть в тюрьме, бездействуя, не имея возможности принимать активное участие в этой борьбе.
В середине лета 1902 г. в тюрьму опять явился как-то товарищ прокурора Корсаков и заявил нам, группе человек в 12–15 из политического корпуса, что мы можем устраиваться поудобнее на зиму, ибо будет создан процесс. С этого момента у многих из товарищей появилась мысль о побеге. Был составлен список товарищей искровцев, которым следовало бы бежать. В этот список был включен и я. Из включенных в список согласились бежать 11 человек. Мы устроили совещание, на котором обсудили план побега и распределили роли для каждого в момент побега, который должен был совершиться через стену одной из клеток, где мы гуляли. Для этого нужно было обследовать поле перед тюрьмой, найти квартиры в Киеве, где можно было бы укрыться и организовать отправку бежавших из Киева, найти паспорта, достать снотворный порошок, вино, якорь, веревки для лестницы и деньги. Внутри тюрьмы надо было задерживать прогулки до поздней ночи и хранить все нужные для побега вещи после доставки их в тюрьму. Самое же главное — нужно было сохранить весь план в тайне, что было очень трудно, так как о нем много народу знало и в тюрьме и на воле.
Режим в тюрьме, как я уже отмечал, был свободный. Это объяснялось, с одной стороны, тем, что там сидело много студентов, случайно попавших в тюрьму, которые по разным поводам «волынили», с другой стороны, чрезмерной скученностью: народу сидело значительно больше, чем в тюрьме имелось мест. Благодаря этой свободе заключенные имели своего старосту (в лице старого «жильца» тюрьмы т. Гурского{27}); я не знаю, назначило ли его начальство или его выбрали заключенные, ибо все эти порядки я уже застал, когда меня привезли в тюрьму. Обед готовили для всех политических отдельно, а все передачи, которые получали политические заключенные, отправлялись в цейхгауз и делились между всеми на ужин. Туда же отправлялись и закупленные для них продукты. Заведующим цейхгаузом был т. Литвинов{28} (тоже старый «жилец» тюрьмы). Все эти обстоятельства очень способствовали побегу. Тов. Гурский пользовался большой свободой передвижения внутри тюрьмы, между всеми корпусами и по части общения с внешним миром.
Готовясь к побегу, мы на прогулках устраивали опыты, сооружая пирамиду в несколько человек (руководил Гурский) такой высоты, какой была внешняя стена, и устраивали хороводы с битьем вместо барабана в какую-то жестяную банку (руководил ныне покойный Николай Бауман). Это было нужно для того, чтобы часовой, стоявший во дворе, где гуляли уголовные, привык к таким звукам, которые могли бы раздаться при перелезании через крышу стены, покрытой жестью. В цейхгаузе мы учились связывать воображаемого часового и затыкать ему рот так, чтобы он не задохнулся (руководил т. Сильвин).
Приготовления к побегу отняли много времени. Мы боялись, что товарищам станет холодно гулять по вечерам во дворе и они прекратят поздние прогулки. Администрация тюрьмы, воспользовавшись этим, стала бы запирать нас раньше, чем снимается часовой около внешней стены на поляне, через которую мы должны были бежать (этот часовой снимался при приходе вечерней смены часовых). Наконец, был получен порошок для усыпления (он действовал в вине). Порошок был испробован на одном из товарищей, который должен был бежать с нами, на Мальцмане. Действие было поразительное. Он спал куда больше, чем нужно было, и мы начали беспокоиться, не заметит ли кто-либо, что Мальцман слишком долго спит. К тому же его могли вызвать на допрос, и тогда могло возникнуть подозрение. Но дело кончилось благополучно. Для того же, чтобы надзиратели привыкли пить вино вместе с арестованными, стали часто праздноваться именины и пр. Это тоже удалось.
Мы получили 12–15 паспортных книжек из Вильно (связи дал я), которые и заполнили соответствующим текстом. За деньгами остановки также не было, и, наконец, удалось обследовать поляну около тюрьмы и установить условные знаки между одним из окон верхнего этажа и поляной. Из этого окна должны были дать знать о том, что мы готовимся сегодня бежать, а с поляны должны были указать, можно ли пройти через поляну или нет. Квартиры в городе были найдены, был выработан маршрут выезда беглецов из Киева в тот же вечер, а также определено, кто на какую квартиру пойдет и кто с кем поедет. Оставалось только раздобыть якорь и сделать лестницу, но и с этим быстро справились. Тов. Гурский обыкновенно имел личные свидания в конторе, и его почти не обыскивали. На одном из свиданий ему принесли огромный букет цветов,
