Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов

Первая задача – зажечь такую реакцию – элементарная физика. Нуклоны, то есть протоны и нейтроны, в ядре удерживает вместе так называемое сильное взаимодействие; ему противостоит электростатическое кулоновское отталкивание одноименно заряженных протонов. Потому, чтобы затолкать при синтезе одно ядро в другое, нужно приложить энергию. То есть разогнать ядра так, чтобы они могли преодолеть тот самый кулоновский барьер и вступить в то самое сильное взаимодействие. Только сильное-то оно сильное, да лишь на языке физики. А на языке техники нужно добиться захвата одного ядра другим на расстоянии уровня диаметра протона. То есть 0,67 × 10−15 метра. И вот как технически добиться сближения нуклонов на расстояние, где ядерные силы притяжения станут больше сил кулоновского отталкивания? Задачка нетривиальная. Ведь даже тех нескольких тысяч градусов, когда вещество уже переходит в состояние плазмы, недостаточно для преодоления кулоновского барьера. Надежда на зарождение самоподдерживающейся термоядерной реакции появляется только при температурах в миллионы кельвинов. Откуда мы возвращаемся к той самой термоядерной бомбе, где нужная реакция была, но только нисколь не контролируемая…

В начале 1951 года перед научным руководителем Атомного проекта и директором ЛИПАНа громоздилась даже не гора, а целая горная цепь задач и заданий. Но именно тогда И.В. Курчатов со своей командой начал непосредственно подходить к проблеме управляемого термоядерного синтеза.

В январе он провёл трёхдневное совещание в Сарове. На нём присутствовала вся верхушка курчатовской гвардии: Харитон, Зельдович, Тамм, Сахаров, Мещеряков, Головин, Арцимович, Боголюбов и ряд менее крупных специалистов из сотрудников КБ-11.

Совещались не только на заседаниях, но и на прогулках в лесу. Вот тогда Сахаров и Тамм и представили свою крайне перспективную, как казалось (и оказалось в итоге), идею удержания плазмы в тороидальном магнитном поле.

Наиболее важную идею высказал Игорь Тамм: само магнитное поле является инструментом воздействия на плазму, изменения её теплопроводности и диффузии, а это в свою очередь вызывает огромное многообразие вариантов и их последствий.

Теоретически идея была понятной: плазма состоит из ионов и электронов, то есть из частиц заряженных. Это не только позволяет устойчиво нагревать её, пропуская электрический ток, но и при помощи силы Лоренца в магнитном поле заставлять заряженные частицы двигаться вдоль него. И тем самым решить главный вопрос: как удержать миллионноградусную стихию в своих руках.

И все ощутили некий возбуждающий холодок внутри: ведь они, вот здесь и сейчас, на морозе, можно сказать, открывали дверь не просто в новую область науки, а – в неизведанное…

История, оказывается, дышит холодом!

Совещание научной части Проекта полностью одобрило и поддержало развитие дальнейших исследований по идеям Тамма и Сахарова. Правда, Тамм и тогда, и впоследствии говорил с врождённой своею щепетильностью, что все идеи и предложения сформулировал не он, а Сахаров. Но всегда докапывавшегося до самого корня Курчатова такая явно показная скромность ввести в заблуждение не могла. И потому он именно перед Таммом поставил вопрос о создании Совета по управляемым термоядерным реакциям. А тот и первое название новой области исследований предложил: «Проблема МТР». То есть проблема магнитного термоядерного реактора.

Дальше дело было за решением руководства. Курчатов доложил Ванникову и Завенягину, убедил их в необходимости включить в программу ПГУ соответствующие работы. И уже от имени ПГУ подготовили доклад правительству – прежде всего подразумевая Берию. Тот, как глава Спецкомитета, докладывал непосредственно Сталину.

И.Н. Головин.

[Из открытых источников]

В первой половине февраля Игорь Головин в качестве первого зама подготовил соответствующее письмо Берии и проект постановления правительства. Уже через несколько дней их четверых – с Таммом и Сахаровым – вызвали в Кремль: Берия после освобождения в 1945 году от обязанностей наркома внутренних дел и назначения в марте 1946 года зампредом Совмина основные совещания проводил у себя в кабинете на втором этаже Сенатского здания.

От ПГУ были трое – Ванников, Завенягин и Павлов.

Интересно, что в этом кабинете лица людей приобретали какое-то подавленное или скорее тяжелобольное выражение. Даже у Игоря Головина, который осенью 1941 года добровольцем под Москвою пережил и бои, и бомбёжки, и выход из окружения и которому по делам его бояться было вообще нечего.

Хотя, в общем, сам Берия держал себя с учёными, как всегда, ровно, притом остро и деловито. И беседу, что характерно, вёл со знанием дела, пусть и не погружаясь в тонкости ядерной физики. Впрочем, оно и понятно – он же не учёный, а руководящий работник. Если учесть, что параллельно он же курирует работы по ракетам, по зенитно-ракетному комплексу, по реактивной авиации, да ещё надзирает за деятельностью МВД, МГБ и Министерства государственного контроля, то понятно: его главная задача не в физическом или, шире, вообще в научном смысле предлагаемых идей разобраться, а вычленить из вороха информации нужные управленческие выводы. И принять верное решение. Курчатов давно оценил это свойство Берии, которое делало его беспримерной компетентности руководителем. Что бы там ни говорил про слабую грамотность Лаврентия Павловича умный, но излишне самолюбивый «Кентавр» Капица.

Собственно, потому Игорь Васильевич и озвучил чаемую идею управления термоядерной реакцией в поле компетенций руководителя Спецкомитета: это позволит быстро и эффективно получать тритий в любых количествах – раз, можно будет взять в руки абсолютно неисчерпаемый источник энергии – два. Так что просим поддержать следующий важный шаг в развитии, что никак не повредит главной задаче со Сверхбомбой (само это слово не произносится, но все всё понимают), а даже поможет. Что же до денег – по предварительной смете это 10 миллионов, – то их можно взять из резерва Совета Министров.

Выступавший вторым Ванников высказался неожиданно осторожно. Мол, ясности пока мало, а товарищи Тамм и Сахаров как раз на решении той самой главной задачи сильно заняты. Это был афронт неприятный, но Берия, похоже, уже принял доводы Курчатова. И потому, кивнув, благодушно изрёк: «Доложу товарищу Сталину, примем решение, как развивать эти работы»… [443].

Постановление Совмина за подписью Сталина о начале работ по управляемым термоядерным реакциям увидело свет 5 мая 1951 года. В горной гряде курчатовских забот выросла ещё одна скала. Но, как ни парадоксально, испытал он от этого громадное облегчение.

Следовало определить исполнителя главной роли. Лаврентьевскую модель электромагнитной ловушки для высокотемпературной плазмы разбил Леонтович, главный теоретик управляемого термоядерного синтеза. Альтернативную, с открытыми ловушками, выдвигал Игорь Головин, первый заместитель Курчатова.

Значит, пусть он и ведёт самостоятельный сектор исследований по управляемому термояду с дальнейшими перспективами на собственный институт. Например, на установке «Огра». Но держать его дальше в первых замах нельзя. А на его место встанет Александров. Умница не меньший и при этом в безусловной своей