Величайший из изменников. Жизнь сэра Роджера Мортимера, первого графа Марча, правителя Англии в 1327-1330 - Ян Мортимер

не отличается глубиной. Как показала книга, размах свершений Роджера к финалу его жизни и, особенно, поступки, направленные против английской королевской семьи, дошли до степени государственной измены в масштабе, страной ни прежде, ни потом не виданном. Ни один человек в английской истории не мог с таким правом заслужить эпитет, вынесенный в заглавие нашей книги. Мортимер не просто низложил короля Эдварда Второго, он предал юридической смерти его брата, казнил друзей, объявил войну кузену монарха, соблазнил королеву, жену суверена (и, возможно, зачал с ней ребенка), а затем вынудил племянника бывшего властителя вступить в брак со своей дочерью. Как будто бы этого мало, Мортимер лично взял монарха под опеку, инсценировал его смерть и в течение трех лет в тайне сохранял ему жизнь в качестве политической марионетки. Он устроил надзор за наследником короля, сократил тому долю причитающегося по праву и стал править от его имени. Роджер подорвал основы монархии, оскорбил и занимающих престол, и их семьи. Если говорить кратко, он похитил власть короля, как Эдвард Третий точно выразил это на суде.

Данное крайте отрицательное историческое описание просит вопроса: не существовало ли тогда каких-то смягчающих обстоятельств, способных извинить и объяснить подобное поведение? Вопрос интересен, ведь он требует, дабы мы вынесли более взвешенную нравственную оценку этому человеку, независимую от мнения его современников. Например, если Роджер совершил изменнические шаги ради большего блага государства, правы ли мы, поддерживая обвинения, поднятые против него современниками, лично столкнувшимися с исходящей от Мортимера угрозой, такими как Генри Ланкастер и Эдвард Третий?

Если смотреть из данной, нравственной точки отсчета вырисовывается совершенно иной характер Роджера, которому мы с легким сердцем можем сочувствовать, даже учитывая большинство ключевых решений, вынесенных им в течение сотворенной карьеры. В ранние годы он был верным другом короля и способным государственным служащим с почти незапятнанной репутацией. Мятеж в 1321 году имеет этическое оправдание, — Хью Деспенсер являлся для нации угрозой, и не один Мортимер желал его остановить. Эдвард лично вынудил Роджера взять оружие, активно поддерживая семью Деспенсеров. Когда в 1321 году Мортимер серьезно просчитался, помогая Бадлесмиру, он, по меньшей мере, сопротивлялся излишнему давлению со стороны короля. После заключения и вынесения второго смертного приговора Роджер едва ли может быть обвинен в спасении своей жизни и бегстве из Тауэра. Участие в заговоре против Эдварда Второго во Франции и тесная связь с Изабеллой, пусть и очевидно изменническая, стали только следствием противостояния, спровоцированного нападением монарха на Бадлесмира в 1321 году. Да, Мортимер организовал низложение короля и заставил того отречься от трона, но понятно, что это движение заручилось множеством сторонников и пошло стране на пользу. Можно отыскать смягчающие обстоятельства в сдержанности Роджера во время кампании в Веардейле, ведь, пусть его, вероятно, и следует обвинять в поражении, но проводимая им широкомасштабная политика предоставляла шанс для заключения с шотландцами постоянного мира. Даже решение разыграть гибель низложенного короля, тайно содержа того под присмотром в замке Корф легко извинить, так как это, по меньшей мере, милосерднее настоящего убийства человека. Не стоит и говорить, что в каждой из акций Мортимера существовал личностный элемент, — понятно, он сохранил Эдварду жизнь не ради гуманных соображений, а для обеспечения собственных позиций, — но честолюбие само по себе преступлением не является. Тогда как Роджера можно справедливо обвинить в диктаторских замашках, начиная с 1328 года, его методы управления были гораздо приемлемее используемых в последнее время правления Эдварда Второго, поэтому принятие Мортимером власти получается, хотя бы отчасти, простить. Были исправлены совершенные при прежнем режиме ошибки, но это не привело со стороны Роджера к колоссальному самовозвеличиванию (хотя и позволило Изабелле приобрести и промотать целое состояние) и не окончилось окончательным крахом его личных противников. Справедливо сказать, что Мортимер правил Англией настолько хорошо, насколько мог, пусть его правление все больше шло на уступки к проводимой им неоднозначной политике, особенно, к независимости Шотландии, к поражению в сдерживании совершения приобретений королевой-матерью и к тайному сохранению низложенного монарха в живых. В подобном свете стоит признать, — первое место из преступлений Роджера занимает то, что он не принадлежал к королевской семье. Окажись для него возможным унаследовать и занять трон, Мортимер, несомненно, стал бы гораздо лучшим сувереном, нежели Эдвард Второй. Он отличался храбростью, удачливостью, умом, дальновидностью и (в целом) справедивостью. Был способен простить большинство из тех, кто обернулся против и здраво оценивал как собственные границы, так и границы подконтрольных ему людей, что доказывает нежелание вести войну в Шотландии или начинать боевые действия во Франции. Но недостаток у Мортимера монаршей крови означал, — как предводитель основной политической линии, он страдал от чрезвычайной уязвимости и постоянно испытывал чужое давление. Нелюбовь в народе к предпринимаемым Роджером действиям, как бы ни дальновидны могли те показаться, отражалась в повторяющихся призывах удалить его от двора, что больше роднит графа с современным министром в правительстве, чем со средневековым королем. Близость Роджера к членам клана Плантагенетов вынуждала поступать так, словно он сам принадлежал к их числу, а это, в свою очередь, подпитывало зависть остальных и тоже вливалось в оказываемое на Мортимера давление. В конце концов, проводимая Роджером политика позволяла оппонентам расшатывать его положение до такой сильной степени, что граф остался в одиночестве и мог лишь разрушительно применять доставшееся ему влияние, сражаясь за сохранение своей и Изабеллы власти в самом сердце управления страной. Одним из аспектов поздней жизни Мортимера, известным современным читателям, являются его взаимоотношения с Изабеллой. Хотя существует мало сомнений в их ошибочности с нравственной точки зрения в те времена, подобные всепоглощающие страсти у исторических деятелей современности встречают больше сочувствия среди зрителей. Нет причин размышлять, насколько глубоко Роджер любил королеву, это демонстрирует вырвавшаяся у него угроза убить ее, если бы в 1325 году молодая женщина решила вернуться к мужу. Также и вероятность рождения Изабеллой от Мортимера ребенка и поддержка, оказываемая ему до конца дней, предполагает, что и она, после начальных колебаний, была равна предана Роджеру. То, что Изабелла выбрала погребение в своем свадебном платье, не обязательно свидетельствует о пренебрежении ею памятью о Роджере. Он вполне мог находиться в обществе Эдварда на королевском бракосочетании в Булони и, таким образом, впервые увидеть Изабеллу именно в этом платье. Если бы кто-то поинтересовался, неужели Изабелла, а не Джоан, стала любовью всей его жизни, ему пришлось бы ответить, что, возможно, так оно и было. Тем не менее, истинная мера их преданности друг другу продолжает оставаться некой тайной, как и жребий вероятного у пары потомка.