Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

В Москве поспешили откреститься от Ольшовского. Председатель КГБ Андропов сказал министру внутренних дел Польши Чеславу Кищаку: никакой поддержки Ольшовскому не оказывалось и оказываться не будет. Что касается звонка посла Абрасимова, то министр Громыко уже объяснил Петру Андреевичу, что не надо вмешиваться в чужие дела.

Л.И. Брежнев и первый секретарь ЦК ПОРП Э. Герек в Крыму. 25 апреля 1976

[ТАСС]

Стефана Ольшовского в Москве другом не считали. На заседании польского руководства кто-то заметил:

– Если мы не решимся пресечь действия распоясавшихся экстремистов, то кончится тем, что нас всех эти экстремисты повесят на телеграфных столбах.

И тут Ольшовский бросил реплику:

– Или в Польшу придут советские войска, и мы опять-таки окажемся на тех же столбах.

Кресло первого секретаря ЦК в Варшаве занял Станислав Каня, несмотря на очевидную скромность его талантов. Именно тогда распространилась сомнительная шутка: «Лучше Каня, чем Ваня». Лучше сделать приятное Москве и терпеть слабую фигуру, чем вызвать недовольство советского старшего брата.

У Громыко в Министерстве иностранных дел отношениями с европейскими социалистическими странами ведал Борис Поклад. Во время очередной поездки в Польшу его поразило, что сотрудники посольства и сами поляки по-разному оценивали происходящее в стране. Поклад передал свои впечатления послу – им был Станислав Антонович Пилотович, недавний секретарь ЦК компартии Белоруссии. Посол безапелляционно заявил:

Министр иностранных дел СССР А.А. Громыко, генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев и первый секретарь ЦК ПОРП С. Каня. 30 октября 1980

[ТАСС]

– Обстановка в Польше спокойная, и мы ее контролируем.

И, чтобы подтвердить свою правоту и закончить неприятный для него разговор, положив руку на аппарат ВЧ, добавил:

– Я чуть ли не каждый день говорю с Леонидом Ильичом.

«Наивный ты человек, – подумал Поклад. – Если завтра что-то случится в Польше, отвечать будешь ты, а Леонид Ильич будет ни при чем». И то, что потом произошло в Польше при Б.И. Аристове, по его словам, было результатом тех процессов, которых не хотел замечать Пилотович.

В 1978 году Станислава Пилотовича отозвали из Варшавы. Работник его ранга обычно получал назначение в более приятную страну. Пилотовичу, отмечал Поклад, «после освобождения от должности не нашлось места в Министерстве иностранных дел». Его вернули в Минск на пост ниже, чем он занимал до Варшавы.

В Польшу отправили послом первого секретаря Ленинградского горкома Бориса Ивановича Аристова. Помощники Громыко рекомендовали ему не торопиться с оценкой ситуации в стране. «Однако месяца через два-три, – пишет Поклад, – из Варшавы пришла именно такая телеграмма. Ситуация в Польше оценивалась в целом как напряженная. Эта депеша вызвала сильное раздражение на Старой площади, причем на высоком уровне… Сыр-бор разгорелся главным образом из-за того, что посол не имел права давать такую серьезную телеграмму, пробыв всего-ничего в стране».

Аристов спокойно объяснил:

– Но ведь эту телеграмму писал не я один, над ней работал коллектив посольства, который знает обстановку в Польше…

Польским властям пришлось подписать соглашение с руководством профсоюза, предоставив «Солидарности» официальный статус. Соглашение подписывалось на глазах всей страны, под объективами телевизионных камер. Когда настала очередь Леха Валенсы ставить подпись, он достал яркую сувенирную ручку, оставшуюся от визита в Польшу Папы Иоанна Павла II. Взъерошенный слесарь являл контраст с надутой важностью партийных чиновников, вынужденных сесть с ним за один стол.

Ясно было, что, если реформы в Польше будут продолжаться, бациллы демократии распространятся на другие социалистические страны. Власть пугало то, что в профсоюз вступало все больше членов партии, которые тоже выступали за демократизацию. Забастовки приобретали политический характер – рабочие требовали свободы печати и честных выборов.

«При каждой встрече с министром Громыко и послом Добрыниным, – вспоминал государственный секретарь Соединенных Штатов Александр Хейг, – я постоянно подчеркивал, что всякая надежда на прогресс в решении любого вопроса, затрагивающего наши две страны, зависит от поведения Советов в отношении Польши».

– Мы не будем вмешиваться, – обещал Хейг Добрынину в начале весны 1981 года, – и хотим, чтобы вы поступали таким же образом.

Помощь «Солидарности» шла через частные каналы. В основном этим занимались религиозные организации и профсоюзы, в первую очередь американские.

23 сентября 1981 года в Нью-Йорке Хейг беседовал с Громыко и повторил:

– Любое вмешательство извне во внутренние дела польского народа будет иметь серьезные последствия применительно ко всему, о чем мы говорили и чего мы надеемся достичь.

Громыко не ответил.

Поляки поддержали профсоюз «Солидарность», поляки хотели нормальной жизни, и власти в Варшаве ничего не могли сделать. В Москве были крайне встревожены. 20 августа 1980 года вновь началось тотальное глушение западных радиостанций, вещавших на Советский Союз, чтобы перекрыть каналы информации о происходящем в Польше. Из киосков «Союзпечати» исчезли польские газеты и журналы.

– Я в течение двух лет практически находился там, – рассказывал мне маршал Виктор Георгиевич Куликов, в те годы главнокомандующий объединенными вооруженными силами государств-участников Варшавского договора. – В двенадцать часов встречались с польскими руководителями и до трех часов вели откровенный разговор. После этого я обязан был доложить министру обороны Устинову.

С советским посольством в Варшаве Москву связывала линия ВЧ-связи, но ее обслуживали поляки. В комнате отдыха посла установили дополнительную аппаратуру засекречивания. В разгар польских событий на территории посольства развернули еще и радиорелейную станцию.

В чем состояла разница между положением в Чехословакии в 1968 году и в Польше в 1981-м? Польское руководство – в отличие от чехословацкого – не раскололось. Прямых просьб: введите войска и спасите нас – из Варшавы не поступало.

Польские руководители боялись, что «Солидарность» сметет их, но побаивались и ввода войск Варшавского договора. Понимали, что, как это произошло в Чехословакии, они быстро лишатся своих должностей. Кроме того, поляки назовут их предателями национальных интересов, которые вызвали себе на помощь чужие войска. Из двенадцати миллионов работающих поляков десять миллионов состояли в «Солидарности».

18 октября на внеочередном IV пленуме ЦК ПОРП генерал Войцех Ярузельский был избран первым секретарем ЦК ПОРП. Он сохранил посты премьера и министра обороны. Вся власть концентрировалась в руках одного человека.

Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Президиума ВС СССР К.У. Черненко и первый секретарь ЦК ПОРП, председатель СМ Польской Народной Республики В. Ярузельский после подписания «Долгосрочной программы развития экономического и научно-технического сотрудничества между СССР и Польской Народной Республикой на период до 2000 г.». 4 мая 1984

[ТАСС]

5 декабря Ярузельский сказал на политбюро, что деваться некуда: после тридцати шести лет народной власти в Польше не остается ничего иного, кроме как применить полицейские меры против рабочего класса. Он опасался церкви, говорил: если архиепископ Юзеф Глемп выступит против введения военного положения, он превратится во второго Хомейни, и власть не