Якоб Бёме - Герхард Вер

он вынужден считаться с тем обстоятельством, что двое или трое из обрабатывающих его тексты (в том числе Генрих Пруниус) позволили себе частично откорректировать их. Сознание, что он пишет для своего времени, что он располагает важным для его современников знанием, владело Бёме еще в пору написания «Утренней зари», хотя ему еще не было ясно в деталях, как и на каких путях он может завоевать внимание людей. Карл Эндер из Серха — ключевая фигура в жизни сапожника, его первый издатель — мог с полным правом сказать, что понял, что за книгу пишет сапожник, живущий в Гёрлице у ворот Найсе, еще до того как эти листы легли перед ним. Впрочем, пророческие слова «здесь» и «теперь» не случайно играют у Бёме такую важную роль: теперь — время, в котором большое прокладывает себе путь. Мы суть те, кому следует принять решение в связи с этим предстоящим. Об «Утренней заре наступающего дня» во введении к его второй книге говорится: «Наступило время пробудиться ото сна, ибо жених облачается, чтобы привести свою невесту. Он приходит с ярким светом. Тот, кто получит долю масла в его лампаде, у того и возгорится лампа…» — это явный намек на эсхатологическую метафору из Евангелия от Матфея (25, 1-13) об «умных девах», которые посреди ночи выходят навстречу жениху. Важно то, что у них был достаточный запас масла. Сцена пронизана настроением напряженного ожидания. Речь идет о великом пришествии Христа. Поэтому можно сказать, что мнимый писатель «мемориала» видит свою задачу в том, чтобы «показать, что великий День Откровения и конечного Суда уже близок и его следует ожидать со дня на день»[91]. Двумя страницами ниже мы читаем: «Скрипач уже натянул свои струны, жених приближается»[92]. И так это продолжается вплоть до 26-й главы, на которой «Утренняя заря в восхождении» обрывается. «Я тогда чем дальше, тем больше в сердцах некоторых людей пробивается свет дня и возвещает пришествие дня»[93]. В апреле 1624 года, за полгода до своей смерти, Бёме прямо-таки утверждает: »Час Реформации наступил»[94].

И ради этих нескольких людей, которых он хотел вести навстречу Реформации — эпохе Лилии — и которых он несомненно уже знал к моменту написания своей первой книги, сапожник меняет шило на перо. Им, которых он именует теперь «Христовыми братьями», отныне посвящена его писательская служба. (О Бёме не следует говорить как о «наставнике душ» с тем, чтобы не создалось впечатление, что он рассчитывал узурпировать власть «уполномоченных служителей Слова».) В выше цитированном письме от декабря 1622 года, адресованном неизвестному лицу, находятся слова: «Я оставил мое ремесло ради того, чтобы служить в призвании Богу и моим братьям»[95].

Поскольку есть такие «богобоязненные сердца, для которых их христианство все еще серьезное дело», Бёме не может отказаться от своей миссии. «Неужели же Бог дал мне это с тем, чтобы я заткнул его под скамью или же закопал в землю?» А потому становится ясно, что Бёме не сторожил свой «мемориал» с мучительным тщанием, но поставил его как свечу на подсвечник. Нужно только добавить, что он никогда не расхваливал свои книги и не рекомендовал их в качестве универсального учебника истины для каждого. В равной мере он не был озабочен вербовкой единомышленников. Он, скорее, выжидал, когда к нему придут вопрошающие, а читатели его манускриптов потребуют дальнейших разъяснений. Бёме никогда не считал себя автором, пишущим для церковной паствы, которая неплохо чувствовала себя под руководством старшего пастора Грегора Рихтера. Поэтому он писал для малого круга — для тех, кто пошел по пути следования Христу и кто жаждал познания глубин бытия. По его убеждению, эти люди располагали предпосылками, которые Бёме считал необходимыми для читателей своих книг. Речь, таким образом, идет о своего рода герменевтическом принципе, о таком понимании учения, при котором ни принципы философии и филологии, ни уровень внешнего знания человека не могли играть решающей роли. Поэтому ни «партийные умники, ни писатели лжи» не производили на него ни малейшего впечатления, хотя сапожник с уважением говорит о «докторах», которым он не приписывает какой-либо вины. Он не компетентен в их искусстве, его «талант» — иного рода. «Да, дорогой читатель, — читаем мы в заключении «Утренней зари», — я понимаю мнение астрологов, так называемых астрономов. Я прочел пару строк в их писаниях и хорошо знаю, что они описывают движение Солнца и звезд, — то есть картина мира Коперника ему вовсе не чужда[96],— и я не презираю этого, но считаю в основном полезным и правильным. Что касается того, что о некоторых вещах я сужу иначе, то я делаю это не по произволу или сомнению в том, что все протекает согласно их учениям… Но я свое знание получаю не от изучения… я вижу Врата Божьи в моем духе, и поэтому я хочу писать сообразно моему видению, не сверяясь с авторитетом какого-либо человека»[97].

Из этих слов становится ясно, что «наивный» сапожник хорошо понимал разницу между предпосылками познания популярных естественных наук и своим собственным способом видения. Бёме было ясно, почему он имеет право не опираться на «авторитет какого либо человека», поэтому он рассчитывал на свой собственный авторитет, полагаясь на свое «познание Духа». Бёме пишет свои книги исходя из такого самопонимания. Следует помнить об этом, читая следующие строки: «Титул «Утренняя заря в восхождении» — это мистериальная тайна, которая сокрыта от мудрых этого мира, — тайна, которую они в ближайшем будущем должны пережить. Тем же, которые читают эту книгу в простоте и с жаждой Святого Духа, которые свою надежду полагают только в одном Боге, она не будет тайной, но открытым знанием»[98].

Тем самым автор требует, чтобы читатель, желающий постичь смысл книги, руководствовался тем же принципом, которым руководствовался он сам при написании книги. Базовое правило герменевтики формулируется так: книги, созданные на путях воображения, оцениваются сообразно своему существу, в соответствии с необходимыми предпосылками. Бёме пишет об этом так: «Я хочу дружески предупредить читателя уже во введении о большой тайне: если он не понимает описанных вещей, но очень хотел бы понять, пусть просит Бога о Его Святом Духе, чтобы просветил его. А без такого просвещения нельзя понять эту тайну, ибо в душе человека есть крепкий замок, который следует открыть; сделать это не может ни один человек, а только Святой Дух»[99]. В девяти текстах, которые Бёме объединил в одном томе «Путь ко Христу» и который получил