Якоб Бёме - Герхард Вер

на службу, понимает его значение и наполняет его. Апостол Павел в своем Послании говорит: «И уже не я живу, но живет во мне Христос». Человеческое Я становится сосудом для Христа-Логоса. Это отчасти объясняет природу вдохновения Якоба Бёме. Это можно обозначить как связь с «небесной Софией». Если же мы хотим использовать язык современной психологии подсознания, скажем, язык К. Г. Юнга, то можно толковать феномен «руководства Духом» как активизацию «бессознательного», то есть как неосознанное, которое дает возможность осуществить внутренний опыт. «До тех пор пока религия не становится личным опытом души, ничего основательного не произошло. Также следует уяснить, что «mysterium magnum» не только имеет самостоятельное значение, но прежде всего существует в душе человека. Тот, кто знает это по собственному опыту, может быть высокоученым в теологии, но не иметь никакого представления о религии…»[83]

Манускрипт Якоба Беме «Молитвенник на все дни недели»

Бёме же располагает не только этим опытом. Он высказывается expressis verbis{4} в таком смысле. Поэтому К. Г. Юнг во многих местах своего труда обращается к ви́дению Бёме.

К. Г. Юнг

В более пространном и позднее написанном «Отчете писца «Утренней зари» Бёме объясняет, кому он обязан своими дарами и в чем своеобразие его литературного творчества: «Бог дал мне знание. Не я, которое есмь Я, знает это, но знает это Бог во мне. Премудрость София — Его невеста и дети Христовы. И так как теперь дух Христов живет в детях Христовых и вместе с Ним они — одно тело, равно и дух Христов, кому же принадлежит знание? Мое оно или Божье? Разве не должен я теперь знать в духе Христовом, из чего был создан этот мир, если во мне живет Тот, Кто его создал? Разве Он может не знать этого? И я теперь страдаю и не хочу ничего знать про то, что я есмь как я. как часть внешнего мира, лишь бы Он знал во мне, чего хочет. Не я роженица в знании, но дух мой — его супруга, которая рождает знание в той мере, в какой Ему угодно»[84].

В »Mysterium Magnum», написанном Бёме как комментарий на книгу Бытия, он подобным же образом отражает возражение «рассудка», который критически вопрошает: откуда известно комментатору то, что произошло в ту пору как Бог созидал мир, и откуда он располагает своим знанием о внутрибожественных процессах? Не был ли он при этом свидетелем? Ответ Бёме носит позитивный характер: «Он магическим образом действительно был при этом и видел это. Но я, который есмь я, этого не видел. Ибо меня как твари еще не существовало. Но мы видели это в сущности души, которую Бог своим дуновением придал Адаму»[85]. Отсюда нетрудно проложить мосты к учению об архетипах К. Г. Юнга и к гипотезе «коллективного бессознательного», посредством которого психическое отдельного человека имеет свою долю в реальном духовном мире всего человечества. Однако Бёме не должен быть отвергнут или недопонят только из-за того, что его сообщение пришло к нам без его воли: «Потому что я, который есмь я, — говорит он в своем самоотчете, — не знал наперед того, что пишу для вас. Я полагал, что писал только для самого себя, а все остальное случилось без моей воли»[86].

Гравюра на меди 1623 года из книги «Mysterium Magnum» издания 1730 года

Для Бёме было важно, чтобы его друзья, а также критики и противники знали о том, что его «Утренняя заря в восхождении» была написана не ради того, чтобы сообщить другим свои взгляды на знание, и не для того, чтобы оказать воздействие, присущее миссионерскому тексту. В ряде своих писем этот сапожник, ставший писателем в течение одной ночи, не перестает выражать свое удивление тем, что его заметки во все новых списках расширяют круг его читателей и что написанное «наивной рукой» предстает пред лицом «высокопоставленных и ученых людей». Изумление Бёме тем больше, что он — автор — «написал это для самого себя, чтобы воспрянуть от мрачного сна плоти и крови, к тому же совершенно без намерения получить такое сочинение… Со мною случилось то, что бывает с зерном, которое было посажено в землю и прорастает в любую бурю и непогоду, вопреки всякому разумению»[87]. Таким образом, в самом его писании скрыта тайна, которая стремится к известности, как зародыш стремится к свету.

В другом месте он пишет: «Мои писания я полагал всю мою жизнь оставлять при себе и не давать их ни одному человеку. Но случилось так, что я по промыслу Всевышнего доверил кое-что из написанного одному человеку, — он имеет в виду Карла Эндера из Серха, который часть рукописи тайно дал третьему лицу, — через которого оно стало известно людям без моего ведома и участия, так что первая моя книга («Аврора») вышла из-под моей власти»[88]. Причем такие слова, как «мемориал для самого себя» у находятся и в самих трудах Бёме, например в его второй книге «О трех принципах», написанной в 1619 году. Там, где он указывает, каким образом следует читать его писание, можно прочесть: «То, что я сейчас познаю, я записываю для самого себя в качестве мемориала»[89].

Во всяком случае, не подлежит никакому сомнению то, что автор здесь думает о конкретных читателях. Он, конечно, не писал руководствуясь определенным планом или намерением. Но были жаждущие знаний друзья, которые поняли, что здесь бьет ключ духовного вдохновения. Бёме не мог отказать им в их просьбах. Он вручил другим свою судьбу и свое творение: «Бог хорошо знает, что Он хочет сделать и что от меня еще сокрыто», — пишет он в вышеупомянутой книге. И на вопрос, для кого он пишет, он отвечает еще в 1612 году без тени сомнения: «Я пишу для себя и не пытаюсь добиться чьего-либо внимания. Мои книги не продаются ни в одной книжной лавке. Если бы не нашлись богобоязненные люди, которые сердечно и в подлинном христианском убеждении не добивались того и не просили меня, я бы никогда не открыл ничего из написанного»[90].

И все же утверждение Бёме о том, что он писал только для самого себя, нельзя принять безоговорочно, особенно тогда, когда он сочиненное впоследствии предисловие к «Утренней заре» отзывает из публикации или когда