Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
Я немедленно собрал воедино все факты и варианты событий и распечатал табличку с аргументами в пользу подтверждения положительного результата анализа и дисквалификации Лашмановой. Сначала показал её Нагорных, и он разрешил передать табличку министру Мутко. Я запечатал табличку в конвертик, отнёс в приёмную, там сделал страшные глаза — и мой конверт положили в специальную папочку, куда попадали срочные документы, не терпящие отлагательства.
Зная, что аргументы и доводы на слух воспринимаются плохо, особенно по раздражающим вопросам, я в наглядной табличке, приготовленной для Мутко, показал, что положительный результат анализа пробы Б, то есть подтверждение январского результата пробы А, выгоден нам со всех сторон и точек зрения:
1. В случае положительного результата пробы Б у Лашмановой
2. В случае отрицательного результата пробы Б у Лашмановой
— Сохраняется внешнее спокойствие — это ты хорошую фразу написал, — Никита Камаев с усмешкой прокомментировал мой опус. — А ты знаешь, что IAAF проводит серьёзную проверку чёгинских ходоков? И просит нас провести специальное расследование непосредственно в Саранске, в тренировочном центре имени В. М. Чёгина. А летом основная группа ходоков будет дисквалифицирована на основании данных биологических паспортов.
— Давно пора, сколько ещё можно терпеть их наглые проделки, — согласился я.
За день до назначенного анализа пробы Лашмановой министр Виталий Мутко собрал совещание в своём кабинете. Мы сидели с Юрием Дмитриевичем Нагорных, напротив нас были Алексей Мельников и Виктор Чёгин; Балахничёв от заседания уклонился. Меня поразило, как нагло и высокомерно вёл себя Чёгин в присутствии министра. Чёгин раздражал своим видом, он нарядился как олигарх, только что прибывший с яхты: всё на нём было новое, замечательно и модно прилегающее. Бросались в глаза изысканные синие бархатные мокасины на босу ногу или под найковский носок с низким обрезом, прекрасного цвета загар, изящная и свежая стрижка, подчеркнутая ободком незагоревшей кожи, — и маникюр, каждый ноготок был обработан. Я напряг зрение — на столе у Мутко, немного сбоку, рядом с ручками Montblanc, лежала моя табличка по Лашмановой. Успокоившись, я стал следить за Мутко: по его приглушённой мимике стало ясно, что Чёгин его разозлил. После заслушивания сторон — я при этом всё время молчал — Мутко ровным голосом сказал, что в нашей стране министерство спорта является органом исполнительной власти, именно оно формирует и реализует государственную политику в области спорта, изложенную в Стратегии развития физической культуры и спорта в Российской Федерации на период до 2020 года. Стратегия была утверждена распоряжением правительства Российской Федерации № 1101-р от 7 августа 2009 года. Однако допинговый контроль у нас в стране проводится по стандартам ВАДА, и, во избежание конфликта интересов, Минспорт России не может вмешиваться в работу Федерального государственного унитарного предприятия „Антидопинговый центр“. Чёгин выслушал этот пассаж с окаменевшим лицом и понял, что судьба Лашмановой решена.
Не надо было Чёгину, не разобравшись, подменять её мочу.
Контрольный анализ пробы Б подтвердил положительный результат пробы А — метаболит GW 1516. Мой счёт за контрольный анализ Чёгин так и не оплатил. Процитирую свой дневник, запись от 24 апреля 2014 года:
Припёрлись Алексей Мельников и Алексей Десинов, мозги полоскали мне со своей Лашмановой. Вскрыли пробу, оформили протокол, Дикунец унесла на второй этаж… Во время гидролиза Алексей [Десинов. — Г. Р.] опять ко мне прилез — и нёс всякую херню про ненависть на генетическом уровне со стороны Запада, про нашу обособленность и как он любит родину-Мордовию. И за его мимикой и ухватками стоял Чёгин, тварь и беспредельщик.
Пришел Тимофей, принёс результаты. Positive! Послал письма Капдевилю и Долле. Проводил Десинова. Достали все, неделя ужасная.
13.10 Прощание с сочинской лабораторией
Сочинская эпопея завершалась, аренда лабораторного здания заканчивалась 30 апреля; до этого срока надо было вывезти оборудование и материальные ценности, принадлежащие ФГУП АДЦ. Предстояло полностью рассчитаться по договору аренды, по описи сдать помещения и имущество, принадлежавшие краснодарскому арендодателю, ОАО „Центр „Омега“. Мы складывали приборы и оборудование в ящики, разбирали лабораторную мебель, собирали свои пожитки — и грузовик за грузовиком отправляли в Москву, я за этим следил, так как был материально ответственным за всё наше имущество в Сочи. В ноябре 2012 года, после поставки оборудования, приборов и лабораторной мебели, Минспорта повесило на меня всё сочинское имущество; получилось почти на 300 миллионов рублей, по курсу того времени — 10 миллионов долларов. В Минспорта шутили, что теперь я могу вытворять всё, что хочу, — с такой материальной ответственностью меня никто не уволит.
В конце апреля мы приехали сдавать здание и имущество по акту приёма-передачи, аренда завершалась 30-го числа. Годовая аренда здания обошлась нам в 12 миллионов рублей, или 400 тысяч долларов, при этом за электричество, отопление, воду и охрану мы платили отдельно. Создали комиссию, обошли все комнаты на всех четырёх этажах, и, как всегда, по факту что-то не сошлось с описью имущества. У нас оказались лишние шкаф для одежды и стол, однако не хватало трёх стульев. И на нашей территории осталась куча мусора! Все службы давно завершили работу и исчезли, поэтому вопрос с вывозом мусора надо было решать частным порядком, за наличные. Набралось два больших контейнера, но ругаться и выяснять, кто их должен вывозить, мне не хотелось, так что я немного поторговался и сам оплатил вывоз мусора; в ответ нам простили несовпадения в количестве шкафов, столов и стульев. Однако Юрий Чижов долго не мог успокоиться и возмущался, почему именно мы должны были платить за уличный беспорядок и мусор вокруг.
Вот и всё, сочинская эпоха в моей жизни закончилась. Прощай, моя любимая сочинская лаборатория, сколько нервов, сил и средств я на неё потратил, сколько дней и ночей я в ней провёл, как мы боролись за аккредитацию, шаг за шагом, день за днём, и как в итоге всё замечательно получилось! Я помню каждый уголок и закуток на каждом этаже, помню, как сфотографировал первый одуванчик, неожиданно распустившийся на искусственном газоне у входа, просто слёзы
