Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

путь меча, она, возможно, какое-то время будет пожинать плоды побед. Но я не смогу гордиться такой Индией. Я ощущаю себя частью Индии, ибо обязан ей всем. Я совершенно уверен, что в мире ей назначена особая миссия. Она не должна слепо подражать Европе. Если Индия выберет меч, для меня пробьет час суровых испытаний. Надеюсь, что не изменю себе. Моя вера не имеет географических границ. Если я обладаю живой верой, она окажется даже превыше моей любви к Индии. Моя жизнь отдана служению Индии через религию ненасилия, которая, по моему убеждению, лежит в основе индуизма.

Участие в военных действиях

Будучи убежденным пацифистом, я никогда не учился обращаться с оружием уничтожения, хотя у меня были такие возможности. Вероятно, именно поэтому мне удалось избежать непосредственного участия в убийстве. Однако пока я жил по законам, установленным государством, основанным на насилии, и добровольно пользовался льготами и привилегиями, которые это государство мне предоставляло, я был обязан оказывать ему помощь в полную меру своих сил и способностей, когда оно вело войну. Впоследствии, объявив, что более не сотрудничаю с этим государством и полностью отказываюсь от всех льгот и привилегий, я разомкнул этот порочный круг.

Приведу пример. Я состою членом общины, которой принадлежит несколько акров земли, и посевам на этой земле постоянно угрожают обезьяны. Для меня всякая жизнь священна, и потому я полагаю причинение любого вреда обезьянам нарушением ахимсы. Тем не менее я без колебаний отражаю нападение обезьян и всячески поощряю в этом других членов общины, чтобы спасти посевы. Я сделал бы все, чтобы избежать этих акций возмездия. Я мог бы избежать их, либо оставив общину, либо распустив ее. Однако я не делаю этого, так как отдаю себе отчет в том, что едва ли смогу найти общество, не знающее земледелия и потому не уничтожающее волей-неволей тех или иных живых существ. Трепеща в страхе и смирении, в глубоком раскаянии я вместе с моими друзьями причиняю вред обезьянам, надеясь рано или поздно найти выход из этого тупика.

И все же я трижды косвенно принимал участие в войнах. Мне не оставалось ничего иного, с моей стороны было бы безумием разорвать все связи с обществом, которому я принадлежал. В этих трех случаях я не задумывался о прекращении сотрудничества с британским правительством. Сегодня мое отношение к несотрудничеству полностью изменилось, и потому я не буду добровольно участвовать в войнах и предпочту тюремное заключение и даже виселицу, лишь бы не брать в руки оружие и не принимать никакого участия в войнах.

Впрочем, это не решает проблему. Если бы в Индии появилось национальное правительство, то я, по-прежнему не принимая непосредственного участия в боевых действиях, мог бы вообразить ситуации, когда счел бы своим долгом проголосовать за введение военной подготовки для тех, кто готов взять в руки оружие. Ведь я знаю, что не все члены общества убеждены в необходимости ненасилия так же твердо, как и я, а человеку или обществу нельзя навязывать принцип ненасилия.

Ненасилие идет таинственными путями. Зачастую чьи-то поступки нельзя проанализировать в его терминах. Столь же часто деяния человека производят впечатление жестоких и насильственных, однако на самом деле исполнены самого возвышенного ненасилия, но осознать это способны только грядущие поколения. Единственное, чем я могу оправдать собственное поведение, – это тем, что я, как и в приведенном примере, неизменно действовал в интересах ненасилия. Никакими сомнительными национальными или другими подобными интересами я не руководствовался.

Разоружение

До того как вся Европа начнет разоружаться (а это неизбежно), чтобы не совершить самоубийства, какому-то народу придется взять на себя огромный риск и первым решиться на разоружение. Процент сторонников ненасилия среди представителей этого народа, если таковой вообще найдется, естественно, будет столь высок, что станет вызывать всеобщее уважение. Этот народ будет непогрешим в своих суждениях, тверд в решениях, исключительно способен к героическому самопожертвованию. Он будет жить не только для себя, но и ради других народов.

Следует ограничить мировое производство оружия, подобно продаже опиума. Оружие, вероятно, принесло миру больше горя, чем опиум.

Если бы не существовало жадности, никому не понадобилось бы оружие.

Мир во всем мире

Если бы признанные мировые лидеры, в чьих руках находится оружие массового уничтожения, полностью отказались от его использования, отдавая себе отчет в последствиях подобного шага, то в мире навеки удалось бы установить мир. Я убежден, что корень зла здесь таится в отсутствии живой веры в живого Бога. Глубочайшая трагедия человечества заключается в том, что народы, по собственным уверениям исповедующие христианство, то есть религию Иисуса Христа, которого они именуют Князем Мира[34], едва ли готовы жить в мире. Печально слышать, как искренне верующие христианские священники и богословы заявляют, будто послание Христа обращено лишь к избранным. С детства меня учили, а впоследствии я неоднократно убеждался на опыте, что даже ничтожнейший из смертных способен воспитать в себе основные человеческие добродетели. Именно эта способность, несомненно присущая всем людям, отличает их от прочих Божьих созданий. Даже если хотя бы один народ окажется в состоянии совершить акт высшего самопожертвования, ничего не требуя взамен, то, возможно, мы успеем увидеть, как на всей земле воцарится мир.

Я не устаю повторять, что ни союзники, ни весь земной шар не добьются установления прочного мира, пока не отвергнут войну как способ решения политических проблем – а вместе с нею ее непременных спутников: ужасную фальшь и обман – и не приступят решительно к созданию истинного мира, основанного на свободе и равенстве всех рас и народов.

21. Любовь по отношению к животному царству

А. Милосердие к животным

Ахимса – это всеобъемлющий принцип. Мы – беспомощные смертные, и вокруг нас бушует чудовищный пожар химсы. Изречение «Одна жизнь, чтобы жить, уничтожает другую» имеет глубокий смысл. Человек не может прожить ни секунды, не совершая сознательно или несознательно химсы по отношению к внешнему миру. Человек ест, пьет, движется, и уже сам факт его существования предполагает некую долю химсы, разрушения жизни, хотя бы речь шла о насекомых или даже о микробах. Поэтому истинный приверженец ахимсы не изменяет своей вере, если все его поступки вдохновлены состраданием, если он по мере сил избегает причинять боль даже ничтожнейшим существам, если он пытается спасти их, если таким образом неустанно старается вырваться из смертельных объятий химсы.

Опять-таки, поскольку ахимса есть тайная основа и объединяющее начало всей жизни, заблуждение одного неизбежно сказывается на других, и потому человек никогда не сможет полностью