Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

Иногда наш долг – отнять жизнь. Проверим правильность этого утверждения.

Мы уничтожаем столько живых существ, сколько нам представляется необходимым для поддержания собственной жизни. Например, мы отнимаем жизнь, принимая пищу, даже если ограничиваемся овощами. Стремясь сохранить здоровье, мы, например, уничтожаем москитов инсектицидами и т. д. Однако мы вовсе не думаем, что совершаем тем самым святотатство.

В перечисленных случаях мы решаемся на акты химсы ради себя самих. Но ради других, то есть для пользы всего биологического вида, мы убиваем хищников. Если львы и тигры постоянно нападают на деревню, крестьяне считают своим долгом убить их самостоятельно или пригласить охотника.

Иногда бывает необходимым даже убийство человека. Например, когда он впадает в буйное помешательство, в ярости хватает меч, убивает всякого, кто встретится ему на пути, а пленить его живым слишком рискованно. Любой, кто убьет этого маньяка, заслужит признательность общества и будет считаться благодетелем человечества.

С точки зрения ахимсы очевидный долг каждого – отнять жизнь у подобного убийцы. Существует лишь одно исключение из этого правила, если его можно так назвать. Йог, который смирил бы ярость этого безумца, мог бы оставить его в живых. Однако мы говорим не о праведниках, почти достигших совершенства; мы обсуждаем долг общества, состоящего из обычных людей, склонных заблуждаться.

Можно спорить, насколько уместные примеры я привел. Но даже если они не очень удачны, можно вообразить и более подходящие. Я лишь пытался показать, что воздержание от убийства далеко не всегда бывает абсолютным долгом.

Дело в том, что ахимса – это не просто желание избежать убийства. Химса означает причинять боль или убивать во гневе либо для собственной выгоды, либо с намерением насладиться чужими страданиями. Воздерживаясь от подобных поступков и желаний, мы практикуем ахимсу.

Врач, прописывающий горькое лекарство, причиняет вам боль, но не совершает акт химсы. Если он не в силах заставить себя прописать горькое лекарство, когда это необходимо, он не выполняет долга ахимсы. Хирург, опасающийся ранить пациента и потому не ампутирующий пораженную гангреной руку или ногу, виновен в химсе. Тот, кто не отнимает жизнь у убийцы, вознамерившегося убить его сына или воспитанника (если не может предотвратить убийство иным способом), не заслуживает похвалы, а совершает грех химсы под предлогом следования ахимсе.

А теперь давайте выясним, в чем же коренится ахимса. Это совершенная самоотверженность и бескорыстие. Самоотверженность предполагает полное забвение нужд собственного тела. Когда некий мудрец стал свидетелем того, как человек убивает созданий больших и малых ради удовлетворения нужд собственного тела, он испытал потрясение от его невежества. Он проникся жалостью к убийце, ведь тот забыл о своей бессмертной душе, заключенной в бренном теле, и предпочел призрачные физические наслаждения вечному блаженству духа. Отсюда мудрец сделал вывод о необходимости полного самоотречения. Он осознал, что если человек жаждет постичь себя самого, то есть истину, он должен совершенно отвергнуть собственное тело и его нужды, чтобы ни одно живое существо не ощущало перед ним страха. Такова стезя ахимсы.

Осознание этой истины свидетельствует, что грех химсы заключается не просто в посягательстве на жизнь другого существа, но в совершении этого ради удовлетворения нужд собственного бренного тела. Значит, любое уничтожение жизни в процессе потребления пищи и питья и т. п. эгоистично и, следовательно, представляет собой химсу. Однако человек полагает, что оно неизбежно, и мирится с ним. Но проявлениями химсы не могут считаться безболезненное умерщвление страдающих существ или уничтожение потенциального убийцы, злоумышляющего против вверенных нашему попечению беспомощных созданий, если его нельзя обезвредить иным способом.

Подобную аргументацию нередко используют лукаво и даже во зло. Но причина тому – не ее ложный характер, а изначальная слабость человеческой натуры, вечное стремление человека к самообману в его желании удовлетворить свои эгоистичные, своекорыстные нужды. Однако, хотя мы идем на риск, мы должны попытаться дать определение истинной природе ахимсы. Обобщая вышесказанное, мы можем сделать следующие выводы:

1. Нельзя поддерживать собственное тело, в той или иной степени не уничтожая другие тела.

2. Все вынуждены отнимать чью-то жизнь:

а) для того, чтобы поддержать жизнь в собственном теле;

b) для того, чтобы спасти жизнь тех, кто вверен их попечению;

c) иногда ради тех, у кого отнимают жизнь.

3. a и b в пункте 2 означают бо́льшую или меньшую степень проявления химсы, c не предполагает химсы, а потому являет собой ахимсу. Химсы типа a и b избежать нельзя.

4. Следовательно, сознательный приверженец ахимсы старается совершать указанные в пунктах а и b акты химсы как можно реже и лишь в тех случаях, когда этого нельзя избежать, тщательно обдумав все последствия своего поступка и исчерпав все иные средства.

Причинять боль, желать зла или отнимать жизнь у любого живого существа во гневе или из корыстных побуждений есть проявления химсы. С другой стороны, по здравом размышлении, без гнева лишить жизни или причинить боль живому существу из чистых, альтруистических побуждений ради его же духовного или физического блага есть высочайшее проявление ахимсы. Каждый подобный случай нужно рассматривать по существу, отдельно от прочих. Проверку на ненасилие он пройдет, если в его основе лежали альтруистические намерения.

Хотя, несомненно, главным тестом на ненасилие является нравственная сторона наших мотивов, это не единственный способ установить, не совершаем ли мы акт жестокости. Убить живое существо по любым соображениям, кроме его собственного блага, есть химса, какими бы благородными побуждениями ни руководствовался убийца. Человек, затаивший злобу на другого, в неменьшей степени виновен в химсе, так как лишь опасение нарушить установленный обществом закон или невозможность навредить недругу не дает ему реализовать свой замысел. Поэтому, решая, считать ли конкретный поступок или воздержание от него ахимсой, стоит учитывать и чистоту намерений, и мотивы деяния или недеяния.

Я мучительно осознаю, что мое желание и далее жить в этом теле постоянно вовлекает меня в круговорот химсы. Вот почему мое физическое тело все меньше и меньше занимает мои мысли. Например, я знаю, что в процессе дыхания уничтожаю бесчисленные невидимые бактерии в окружающем меня воздухе. Но я не перестаю дышать. Употребление в пищу овощей также предполагает химсу, но я не могу от них отказаться. Использование антисептиков – опять-таки акт химсы, но я не могу обойтись без дезинфицирующих средств, например без керосина, чтобы избавиться от москитов и подобных им напастей. Я позволяю убивать змей в ашраме, когда их не удается поймать и выпустить за его пределы от греха подальше. Я даже разрешаю