Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень
– Можете.
– Нет, не могу. Рисунок должен отображать действительность.
– Но я вижу, что небольшое отклонение от действительности улучшает результат, – гнул свою линию Щусев.
– Сомнительное высказывание. Исправьте.
Алексей уперся:
– Не исправлю.
– Тогда я не засчитаю ваш рисунок лучшим.
– Что ж, и тогда я стану таким же непризнанным гением, как архитектор Мельников.
Тут Голынский озадаченно усмехнулся, внимательно так посмотрел на упрямого гимназиста и сказал:
– А вы упертый казачок. Не зря ваши предки были, как говорят, запорожскими казаками. Ладно уж, за то, что вы имеете упорство и смелость в отстаивании своей точки зрения, ставлю ваш рисунок выше всех остальных.
Однако другие гимназисты завопили:
– Так нечестно! У него окна разные!
А Голынский им:
– Зато линии и пропорции самые четкие, в отличие от ваших.
В следующий раз он повел их рисовать Триумфальную арку. Она возвышалась неподалеку от Христорождественского собора. Эту арку воздвиг архитектор Лука Карпович Заушкевич в ознаменование победы России в войне с Турцией двадцать девятого года. Изначального замысла не было. В честь побед русского оружия решили выплавить огромный колокол, причем выплавляли его из турецких пушек, захваченных еще во время взятия Измаила. Того самого, который в числе многих брал пращур Алексея. Так вот, когда отлили колокол, оказалось, его некуда повесить, такой он огромный. И решили именно для него построить победную арку. Она двухъярусная, в нижнем ярусе – четыре пилона с колоннами коринфского ордера, поставленными на пьедесталы.
Удивительное дело, неудачи преследовали и этого человека. Сначала Заушкевича назначили главным архитектором Кишинева, он разработал десятки проектов, но по непонятным причинам все они были запрещены, а Луку Карповича сняли с должности. Вместо него назначили Александра Осиповича Бернардацци. Он оставался главным кишиневским архитектором долгие годы, покуда не переехал в Одессу.
Бернардацци много чего построил в Кишиневе, а Заушкевич всего лишь Триумфальную арку. Но, положа руку на сердце, эта арка притягивает глаз больше, чем многие другие строения. А бедный Лука Карпович вскоре после того, как уехал из Кишинева, пропал без каких-либо о себе сведений.
Городскую арку Алеша видел сотни раз, но, рисуя ее, вновь пережил непонятное чувство родства с архитектурным сооружением, словно облачился в камень, из которого арка создана. И ему вдруг стало тесно, будто вошел в избушку с чрезмерно низким потолком.
Голынский заинтересовался:
– Я гляжу, арку вы решили вытянуть вверх. Показалась низенькой?
– Да, так оно и есть. Я и сам удивляюсь тому, что в моем рисунке нижний ярус творения Заушкевича оказался метра на два выше, чем в оригинале. Мне кажется, так пропорциональнее.
– Что ж… Пожалуй… – говорит учитель. А гимназист гнет свое:
– Я бы вообще предложил приподнять нижний ярус, как у меня на рисунке. Кстати, у нас во дворе дома имеется достаточное количество камня, чтобы выполнить это. Отец собирал. Хотел собственную башню построить. Щусеву. По образу и подобию Галикарнасского мавзолея.
– Ишь ты! – смеется Голынский. – Какие у нас в Кишиневе люди все необычные. Может, желаете исполнить проект? Я готов буду подать его в строительную комиссию.
– Желаю!
И настырный Алексей принялся за работу. В несколько дней нарисовал Щусеву башню в виде галикарнасского чуда света, на вершине которого вместо портика – Триумфальная арка Заушкевича, на ней – статуя Суворова, вокруг нее статуи других героев – князя Потемкина-Таврического, генералов Кутузова, Гудовича, де Рибаса, Ласси, Львова, Мекноба, полковников Орлова, Зубова и Дама, бригадиров Платова и Маркова. Не забыл, конечно же, и хорунжего Щуся, изобразив его подобным отцу, Виктору Петровичу. Под скульптурами – фриз, барельефно изображающий эпизоды штурма Измаила, над фризом – надпись: «Гром победы, раздавайся! Веселися славный росс! Звучной славой украшайся! Магомета ты потрес!»
Отцу решил до времени не показывать, вдруг подвергнет осмеянию. Отдал учителю Голынскому. И днем и ночью страдал возвышенными мечтаниями, как он приносит проект отцу и говорит: «Извольте, батько, получить соизволение на строительство Щусевой башни». Тот разворачивает и видит косую по углу надпись «Утвердить!», печати, печати, штук десять печатей. И отец в восторге плачет, становясь похожим на Тараса Бульбу: «Сынку мой! Сынку! Алешенька!»
Но все это осталось в одних мечтаниях. Ответ из строительной комиссии пришел через полгода: «Проект дерзкий и невыполнимый. В дальнейшем рассмотрении отказать. Но учащегося Алексея Щусева отметить и по окончании гимназии ходатайствовать о его поступлении в художественное училище».
В рассказах о детстве не заметили, как наступила полночь. Беседа оборвалась внезапно:
– Ха-ха-ха! Какая чушь собачья! – вдруг появился Петр. – Сидят тут, побасенки слушают. Ты бы, отец, лучше бы пошел, да среди ночи заложил под свой мавзолей взрывчатку, да как жахнул бы! На все века бы прославился. А то построил он…
Глава четвертая
Второй мавзолей
Отныне он принялся сосредоточиваться на идее нового мавзолея. Его строительство становилось для него делом чести. Извини, святая Русь, но Алексей Щусев нужников не строит!
В январской морозной спешке архитектор не видел нелепости первого мавзолея. Да и знал, что он временный. Важнее всего было построить крипту. Теперь следовало сконцентрироваться на надземном облике усыпальницы, в нем выразить сущность всего того, что свершилось в России семь лет назад и свершилось, видимо по всему, бесповоротно. Не повернуть все эти вереницы и толпы людей вспять – к царскому трону, к дворцам великих князей и богатых буржуев.
Он впервые осознавал это, в отличие от друга Михаила Васильевича, которому боялся теперь позвонить, хотя телефон Нестерова в адресной книге имелся. В глазах вставали божественные нестеровские картины – «Святая Русь», «Душа народа», «Три старца», «Видение отрока Варфоломея», «На горах»… И где среди них пирамида советского фараона? Она страшно встает из-под земли, летят комья, обломки бревен, все то, что скрывали в себе недра, она сбрасывает с себя старцев и отроков, схимников и странников, детей и красавиц в великолепных платках…. А Христа?.. Что скажешь, фараон?
А то и скажу, что где был ваш Христос, когда царские войска стреляли в собственный народ? Где равенство, проповеданное им, когда ваши великие князья имели многочисленные дворцы и усадьбы, а народ жил в тесноте и грязи? Что это за «возлюби ближнего», ограниченное ничтожными подарками? А я пришел упразднить мироедов – буржуев, банкиров, продажных законников, лживых священнослужителей, всю эту свору говорящих о Христе, но забывших его заповеди. Я пришел уничтожить тех, кого нет на картинах у Нестерова.
Ф. О. Шехтель. Проект мавзолея Ленина с криптой, аудиторией и трибуной
Март 1924
[Из открытых источников]
– Вот так-то, батенька! –
