Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2019 - Коллектив авторов

У снарядов с таким разрешением

Ни отцов, ни концов не найдешь.

Не зови их на суд человеческий,

Не буди полевую траву,

Эта каста – упорнее жреческой

И во все времена – на плаву.

Значит, будем глотать это варево,

Зажигать расстоянья – водой

И детей нерожденных – состаривать,

Голубое – с ублюдочным спаривать,

На гармошке вселенской наяривать

Про Дуняшин платок дорогой.

««Сколько псарей, сколько скотников, – …»

«Сколько псарей, сколько скотников, —

Думаешь, – быть по сему».

Много у Бога работников

В светлом хозяйском дому.

Стадо мычит многогрешное,

Топчется в теплом хлеву.

Ноченька стынет кромешная.

Прячутся волки во рву.

Светится звездная просека —

Детский потерянный рай.

Песнь вековая разносится,

Пухнет зари каравай,

Тычется небо сохатое

В люльку с малюткой-Землей.

– Эй, с похоронной лопатою!

Брось это дело, не рой!

Пушкин

Меж лицейских и дантесов

И Божественных начал

Он нам памятник, и бесов,

И пророка – описал.

Да еще вернул с лихвою,

Чтобы было что беречь,

Поплатившись головою, —

Дармовую пайку – речь.

Дышит в очи Век Железный,

Пропадает Красота,

Мы летим толпой – над бездной

И не ведаем – куда?

Стало тихо на планете

От Всемирной Немоты…

Все мы – люди, все мы – дети,

Все мы с Пушкиным – на ты.

Карфаген

Превозмогая холод бытия,

Летим туда, где горизонт заужен,

И хоть никто нам нынче не судья,

Но – Карфаген не может быть разрушен.

В крови гудит Обида и Война,

И гул речей с тигриным рыком дружен,

Сама себе Россия не нужна,

Но Карфаген не может быть разрушен.

А мы с тобой живем без всяких проб

И ускользаем в имена и роды.

Вовсю цветут малина и укроп —

Родного Карфагена огороды.

Торговая улица

Павы чернобровые,

Овощи, цветы,

Улицы торговые,

Калашные ряды.

Стати безупречные,

Хоть пером пиши,

И недолговечные

Шалавы-барыши.

Дворники заморские,

Чудные дела,

Побрякушки мстерские,

Блескучая зола.

Билдинги пригожие

По-вдоль Москвы-реки,

Хожие-расхожие

Чудо-остряки.

Да твердит пророчица

Про святую рать…

…И кому захочется

За это умирать?..

Что-то живет…

Что-то живет – и под спудом горит,

Ходит по кругу и стонет,

Словно душа – говорит, говорит,

Переступает в затоне.

Издалека – посылает слова,

Кормит глагольной халвою,

И, огребая воды – в рукава,

В прорубь – идет с головою.

И тяжело, тяжело, не дыша,

Тянется дном – по теченью,

И безответна, и нехороша —

Прожелтью, нежитью, тенью…

Где она прячется, душенька-речь,

Что она делает с нами?

Ей бы – на свежие весла налечь,

Да заиграться с волнами…

Велеречивою – реченькой бечь,

Воду стращать камышами…

Дневной сеанс

Двинулась города проза,

Мчится метельный снаряд,

Трезвый гудок паровоза

Ширью шинельной зажат.

Сыщики, девки, банкиры,

Жизни дневное кино,

Драмы, бильярды, трактиры —

Снилось и снилось давно.

Грезятся мне, может статься,

Киллера выстрел в упор,

Песий азарт папарацци,

Биржи усталый задор.

Красных – затверженный норов —

В том, невозможном, году…

Как не устать от повторов

И не упасть – на ходу?

Лучше ли, пуще ли, круче —

С треском раздвинуть тиски

И оступиться – как с кручи,

Как оступился поручик, —

В Воды Великой Реки.

Древние слова

Все, что светилось или – пелось,

Со Временем накоротке, —

Оглохшая окаменелость

На вымываемом песке.

В ее насечках, полустертых,

Таится Божия Гроза…

Так идол древний смотрит зорко

Глазами мертвыми – в глаза.

Оглохнешь, все перезабудешь

И потрясенно замолчишь —

Со дна – ее – ты не добудешь,

Но – руки все окровянишь.

После февраля

Замерещился звон электричек,

Повалили рассветы гуртом,

И выходит весна из кавычек

И стоит на обрыве крутом.

И взвела рукава с соловьями,

Чтобы солнце – к земле притянуть,

Вот когда мы очнулись и сами

Догадались, что выпита жуть.

Что-то в роще свистело и пело,

Заглушая седую картечь,

И огромная туча летела,

Расширяясь, как русская речь.

И смолистая стружка наречий

Шевелилась, как мех на возу,

И глаголов высокие свечи

Прорезали дневную грозу.

Откажись!

Не гордись этой церковкой строгою,

Не молись дорогим мертвецам,

Не клянись этой ночью сторогою,

Даже пулей, обещанной нам.

Откажись – это нам примерещилось —

Голос Божий и блеск эполет,

Новизна повсеместно овещилась,

Ничего уже, в сущности, нет.

Все забудь – не воротишь, не вынянчишь,

Не достанешь из жаркой сумы,

Из горящего стога – не вытянешь,

Не вернешь ни Кузьмы, ни Косьмы.

А в придачу – ни марта метельного,

Ни беленых древесных рубах,

Ни исподнего снега последнего,

Где