Якоб Бёме - Герхард Вер
Гравюра на меди титульного листа книги «Описание трех принципов божественной жизни». 1682
Приступая к речи о Божественной Троице, неизбежно сталкиваешься с «бездной», которую не заполнить обилием толкований. Эта божественная бездна — «не что иное, как тишина без сущности. В ней нет ничего, что могло бы быть. Это вечный покой, бездна без начала и конца. Это не цель и не место, и здесь ничего не найти, даже если искать. Глаза этой бездны есть наши глаза, и она является зеркалом самой себя. Она лишена всякого облика, равно присутствия света и тьмы, это не что иное, как магическая воля, которую мы не должны испытывать, ибо она приведет нас в замешательство. Посредством этой воли понимаем мы и основание Божества, которое не имеет начала, кроме послушной немоты, ибо оно вне природы»[123]. Сообразно этому для Бёме есть первое-последнее-глубочайшее, которое гностики II века, скажем школы Валентина, именовали «Sige» (молчание). Когда Бёме говорит о троичности, он с самого начала подчеркивает, что речь ни в коем случае не может идти о «трех богах», каждый из которых существует сам по себе.
«Нет, такой субстанции и сущности нет в Боге, ибо божественная сущность — в силе, но не в крови и плоти»[124]. «Отец — средоточие божественной силы, из которой вышли все твари. Сын — сущий в Отце, в сердце Отца или в свете… Святой Дух исходит от Отца и Сына… и в равной мере Святой Дух — это подвижный дух в Отце, и он исходит от вечности всегда от Отца и Сына… его творческая сила — в Отце»[125].
Вплоть до этого момента объяснения Бёме выглядят как передача церковного догмата троичности. Но они заходят дальше и приобретают вызывающий характер, когда в той же главе мы читаем: «Сила Отца рождает Сына извечно. Если бы только Отец перестал рождать, то Сына больше бы не стало, и если бы Сын больше не сиял в Отце, то Отец стал бы мрачной долиной». Это уже достаточно непривычные представления. В конечном счете они преследуют цель обозначить божественное единство в динамическом многообразии внутрибожественных рождений и длительных процессов. Качества развиваются и смешиваются. Высшей троичности — как и в иудейской каббале — подчинена седмица. «Семь духов принадлежат свету Отца, а свет — их сын, которого они рождают от вечности к вечности, и свет вспыхивает и вечно делает семь духов живыми и радостными, ибо все они свои силы и жизнь получают в силе света»[126].
Этот процесс целиком в Боге, за пределами Божества он не может быть привязан к какому-либо времени и месту. Происходящее за пределами категорий человеческого познания Бёме пытается описать «таким божественным и равно тварным способом, словно я хочу пробудить в иных алчность помышления о высоких вещах»[127],— читаем мы во второй его книге «Описание трех принципов божественной сущности». Это значит, что автор не просто пытается сообщить читателю нечто, но хочет активизировать его мышление и по возможности видение. Он преследует, как мы покажем далее в связи с его христософией, педагогически-психологические цели. Во второй книге становится несколько яснее и прозрачнее, чем в «Утренней заре», учение о трех принципах. Здесь тоже не приходится ожидать философски четких и определенных понятий, «так как принцип — это не что иное, как новое рождение, новая жизнь»[128]. То, о чем пишет Бёме, можно сформулировать следующим образом:
Основанием троякого мира является вечная воля Бога. В первом принципе пульсируют горькие ярость и гнев. Бёме говорит также о «страхе-огне», который скорее всего можно сравнить с гипотетически чистой энергией, вулканическая изначальная мощь которой стремится «наружу», к материализации. Во втором принципе Бог-Отец рождает своего Сына, в котором яростный огонь превращается в свет любви прежде всякой объективации или воплощения. Только в третьем принципе звучит «Fiat!» (»Да будет!»), творческое слово Бога. В этом принципе непостижимое вторгается в «постигаемое». То, что в Духе божественного гнева (Отце) «изначально стояло», а в любви (Сыне) нашло свой творческий противоположный полюс, то в третьем принципе принимает облик. Так запускается в ход процесс, который ведет от бытия-в-себе Бога к его манифестации. Deus absconditus (сокрытый Бог) становится Deus revelatus (Бог явленный). Уже здесь можно сказать, несколько забегая вперед: поскольку эти три принципа лежат в основе всего творения, тварь может быть книгой, в которой являет себя Бог. Ибо «всякая вещь в этом мире стала собой сообразно и по подобию этой троичности», — читаем мы уже в «Утренней заре».
В книге «О благодатном выборе» Бёме предпринимает попытку изложения своего учения о трех принципах в противовес церковному пониманию троичности. После описания «первой безначальной собственной воли, которая не добра и не зла и которая рождает единую вечную доброту», Бёме пишет:
«И таким образом
(1) безначальная воля зовется извечный Отец;
(2) а обретенная, выраженная воля бездны зовется Его рожденным или единственным Сыном, ибо он — безосновное сущее, в котором бездна становится основанием;
(3) и выход безосновной воли посредством выраженной воли Сына или сущего зовется Дух, ибо он проводит вы раженное сущее из самого себя в дело и жизнь воли, как жизнь Отца и Сына;
(4) и вышедшее есть радость, как обретение вечного ничто, потому что тут Отец, Сын и Дух видят и обретают себя внутри, и зовется оно Божья мудрость (София) или же Наглядность»[129].
Гравюра на меди 1623 года.
Титульный лист книги» De electione gratiae, О благодатном выборе, или же О воле Бога над человеком» издания 1730 года
В итоге удивительным следует признать то, что Бёме полагает ухваченной «троякую сущность в ее рождении». Однако ввиду того, что в этом тексте он однозначно причисляет небесную Софию в качестве четвертой сущности к Троице, возникает вопрос: