Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2019 - Коллектив авторов
И нависает небо. На дереве ни плода.
И не хватает света. И между строк листопада —
Сколько еще мне осталось? Может, остался год.
И подступает трепет, что думает виноградарь:
Надо срубить смоковницу – зря лишь она растёт.
«Пустили слух, что умер Бог. В восторге…»
Пустили слух, что умер Бог. В восторге
Десятки независимых газет
Об этом пишут. И сказал Георгий
Иванов: «Хорошо, что Бога нет».
Забавно это модным менестрелям
И разным социальным докторам.
Нет больше Бога. В Бутове расстрелян.
И продан за границу, как уран.
Волнуются московские предместья,
Алтайский край, Владимирский централ.
Чего шумят?! Мы знаем, Бог воскреснет.
Он для того всегда и умирал.
Кожаное пальто
Когда я был студентом – как давно! —
Писал конспекты, часто пил вино
И модное хотел купить пальто.
Казалось мне, я без пальто никто,
Какой-то недалёкий обыватель.
Грустит никто! Никто лежит в кровати.
Одет никак. Точнее, как дурак.
Никто спешит, скучая, на филфак,
Когда кругом свобода и весна.
Где денег взять?! Мне премия нужна.
Литературная! Любая будет кстати.
Которой на пальто и джинсы хватит.
Хотя бы на пальто. Всё подойдёт!
Допью вино. Сдам наконец зачёт.
И напишу ещё одну главу,
Как без пальто на свете я живу.
Меня поймут, пройдёт немного лет,
Страна иль Нобелевский комитет.
Поймут-поймут…
Прошло почти лет сто.
Висит в прихожей модное пальто.
Его я надеваю и ношу
И премии у неба не прошу.
Не потому, что вовсе не нужна:
Проходит мода. И прошла весна.
«Солнце споткнется о времени край, как об порог…»
Солнце споткнется о времени край, как об порог.
Март остаётся зимою. Сон не найдёт покой.
Вижу во сне, как падает птица, вянет цветок.
Вижу ночное небо и звёзды над головой.
И мать умерла. И умер отец. И умер сын.
Ляжет на память снег и на улицы путь кривой,
Чтобы понять, никого нет рядом – и я один.
Только ночное небо и звёзды над головой.
Время споткнётся о солнце – снова придёт весна.
Встанут отец и мать. И сын возвратится живой.
В это поверить сможет лишь память вечного сна.
Только ночное небо и звёзды над головой.
Владимир Кемецкий
Не жилось во Франции поэту,
Захотелось посмотреть на снег,
И уехал он в страну Советов,
Где так вольно дышит человек.
Где растёт на кочках тундры ягель
И где дышит почва, а не блажь.
И пошёл он по этапу в лагерь
За любовь к стране и шпионаж.
За любовь и странные оттенки
Той любви. Поди предугадай,
Что тебя за них поставит к стенке
Трудовой народ, любимый край.
Не рыдала скудная природа,
Расстреляли – да и все дела,
Около Кирпичного завода
Воркута поэта погребла.
Замели январские метели
Узника и смыслов жизни путь.
Он совсем не думал о расстреле,
Не просил во Францию вернуть.
Не хотел судьбу менять – и умер…
В Воркуте живу который год —
Я бродил по тундре и подумал,
Глядя на заброшенный завод,
Что Россию власти не согнули,
Что никак не понимает власть:
Если честно до последней пули
Жизнь прошла, то значит, удалась.
Удалась, хоть гении ГУЛАГа
Не нашли в ней никакой цены.
Что же мы меняем честь на благо
И порой, как Франция, скучны?!
«Мне ничего не надо от страны…»
Мне ничего не надо от страны,
Я и жена привыкли ко всему.
Мои стихи… Кому они нужны?!
Да никому, пожалуй. Никому.
Зачем ищу слова, не зная сна,
Как костыли безногий инвалид?!
Привыкла ко всему и спит жена.
И, как страна, с ней рядом кошка спит.
«Глухое раздражение времён…»
Глухое раздражение времён,
Что от небесного не скрыться взора,
Что постигает каждый Вавилон
Безумие Навуходоносора —
Когда царят война и произвол,
Когда встают народы на народы,
Когда траву забвения, как вол,
Они жуют на пастбищах свободы.
Когда глядят на полную луну
Потерянно, испуганно, устало,
Чтоб промычать забытую вину,
Не понимая, как начать сначала…
«Смерть не верит слезам…»
Смерть не верит слезам.
Как положено зверю.
А пути просчитала мои наперёд.
Но весной я не плачу.
И смерти не верю.
И в неё я не верю – весной.
Подождёт.
Всё вернётся…
Февраль хоть и хмур, да не долог.
Я в весеннее утро открою окно.
И услышу, что в сердце смеётся ребёнок.
Или в доме моём.
А иначе и быть не должно.
Наводнение в Бангладеш
Что нам ближние люди?! Томимся в тоске,
О любви говорим непонятно и грустно.
Человек просит помощи, тонет в реке,
А у нас на устах: «Как сказал Заратустра…»
Помоги, если можешь, а то и утешь,
Полюби, если можешь, без всяких