Бег дней - Алексей Владимирович Спешнев
Амбруаз в металлических наручниках уже час лежит на полу кабины, под нависшим над его лицом тяжелым башмаком наемника Фредди-Африки, которого играет эстонец Рейно Арен.
— Вы устали? — спрашиваю я. — Выдержите еще один дубль?
— Конечно, — отвечает, с трудом уже дыша, артист.
…С бокалом в руке в нашей квартире на Ломоносовском Амбруаз продолжает новогодний спич:
— Мы прожили вместе шесть месяцев. Были, конечно, профессиональные конфликты, обиды, но мы выдержали. И, кажется, чему-то научились… чему-то важному для людей. — Он повернулся ко мне: — За здоровье автора рискованного эксперимента…
— Нет, нет, — прерываю я Амбруаза, — за успех всех участников эксперимента в новом году! За наших гостей!
— Огурчики, помидорчики, целовал меня милый в коридорчике! — радостно чокается со всеми Дута.
— Лотерея! — объявляет Солин, поочередно протягивая каждому шляпу со скрученными в трубочку бумажками.
Лотерея беспроигрышная.
— Это лучше, чем кино, — смеется Амбруаз, — в кино можно и проиграть.
Это правда. Мы еще не знаем судьбы нашего фильма.
Через полтора года Амбруаз снова приезжает в Москву в качестве гостя нашего международного фестиваля, впервые видит «Черное солнце» в дублированном варианте (картина снималась на четырех языках: французском, русском, плохом русском и английском) и на вопрос корреспондента, каковы его впечатления, восклицает:
— Колоссальные! Я, оказывается, говорю по-русски!
В тот же вечер он начинает понимать, что наш фильм ожидает бурная судьба в странах Черного континента.
Африканские дипломаты, живущие в Москве, пригласили Амбруаза на «ужин удовольствия», то есть прием, украшенный женщинами и особым образом зажаренным молодым барашком. Войдя в небольшой зал с красными светильниками, Амбруаз увидел в дальнем конце стола ухмыляющегося негра в поблескивающих больших очках. Негр поднялся, держа в руке бокал, и, глядя на Мбия со странным, пугающе-ласковым интересом, негромко произнес:
— Смотрите, к нам спустился с неба живой Лумумба!
Амбруаз вздохнул, ему захотелось бежать, но это было невозможно. Он уже видел прежде этого негра, — вероятно, в телевизионной хронике. Это был один из министров правительства Патриса Лумумбы, сопричастный к его гибели и смерти.
Разговор за столом зашел о «Черном солнце» — фильм многие видели. Киншасский и сенегальский дипломаты увели Амбруаза в соседнюю гостиную и стали расспрашивать о съемках, об отношениях с советскими кинематографистами и вдруг заспорили между собой по существу картины. Сенегалец заявил, что фильм ему нравится и он скоро будет показан в Дакаре. Собеседники вспомнили Лумумбу, и страсти разгорелись — об Амбруазе забыли. Он встал и тихо вышел в переднюю, тоже освещенную красноватой лампой, и натолкнулся на негра в поблескивающих очках. Его лицо было мокро от духоты и выпитого вина.
Придвинувшись к Амбруазу, негр повторил зловеще-весело:
— Как живой спустился с неба!
Не простившись, Амбруаз покинул «ужин удовольствия», потонувший в красном тумане.
Сцену расстрела, вспоминаю я, мы снимали ночью в каменоломне на плоской вершине холма. Мусомбе, Николь, Шарль и старик были привязаны проволокой к белым кривым столбам. Надвигались потоки слепящего света. За ветровыми стеклами больших лакированных автомобилей вспыхивали и меркли лица врагов — черных и белых. Они неторопливо кружили в своих машинах возле места предстоящей казни, разглядывая обреченных, почти вплотную подъезжая к ним. Губернатор Лу увидел из окна «кадиллака» Николь, измученную, босую, в изорванной одежде, усмехаясь, поклонился. Она ответила ему саркастическим кивком, будто они встретились в гостиной.
Светящиеся глаза фар раздвинулись и остановились, давая дорогу двум «джипам» с солдатами. Черные солдаты стояли в кузовах, держа в руках автоматы. Робер Мусомбе что-то крикнул губернатору, и тот дал знак, и автоматы задергались, выбрасывая огонь.
— Еще раз все сначала, — сказал я в микрофон. — Водителей машин прошу помнить свои условные порядковые номера и двигаться и разворачиваться только по моим командам. Не забывайте, что вы действуете на узкой площадке и со всех сторон обрывы. Благодарю вас, и давайте повторим. Первый и пятый, вперед. Седьмой вклинивается между четвертым и вторым…
Это была трудная ночь для всех — для актеров, операторов, для меня и особенно для водителей. Владельцев иномарок пригласили из Грузии, Эстонии, Украины, Армении. Платили им мало, и сперва они были всем недовольны и грозились уехать. Перелом наступил, когда они увидели трагическую атмосферу сцены, облик актеров, мученическую фигуру Мусомбе, глаза старика, председателя парламента, лица Николь и Шарля. В ту ночь всех нас объединило чувство причастности, пусть косвенной, к давним ужасным событиям в Конго, к драме человека, желавшего добра своему народу, всем людям и получившего за это муки, Голгофу и смерть. На узком пространстве вершины каменоломни во мгле и в скользящем свете фар медленно кружились роскошные автомобили, а потом появлялись «джипы», и стреляли черные солдаты, и умирали герои, и реквием света и тьмы повторяли много раз, и все его участники действовали сосредоточенно, словно прикоснулись к истине человеческой общности.
А на рассвете мы снимали, как поспешно разъезжались в разные стороны длинные машины, словно в страхе перед содеянным.
После просмотра картины руководители одного из молодых государств Африки спросили, где снималась картина, в какой стране.
— В Советском Союзе.
Гости обиделись:
— Мы же видели, что она снята в Африке, — и пожаловались, что по неизвестным причинам их вводят в заблуждение. Нам это было лестно, а гостей убедили, что фильм действительно делался в Минске, Сочи и Москве.
Тут я должен коротко рассказать о последующей оценке нашей работы на страницах советской и зарубежной печати. И сделать это я обязан не ради суетного авторского самоутверждения, но во имя новой близости людей, разделенных пространством.
«Удивительно, как авторы добились достоверности, — писал в статье о «Черном солнце» поэт Евгений Долматовский, бывавший в Африке и посвятивший ей много стихов. — Фильм убедительно раскрывает перед зрителем всю сложность борьбы с колониализмом, всю противоречивость и остроту африканских событий».
«Достоверность и драматизм картины, несомненно, достигнуты благодаря сотрудничеству советских кинематографистов с их африканскими друзьями», — подчеркивал в нью-йоркской «Дейли Уорлд» Майкл Давидоу.
Советская и зарубежная пресса с сочувствием отнеслась к нашему фильму, и его увидели зрители многих стран. Естественно, нас интересовала прежде всего оценка африканской общественности. Наша актриса Джемма Фирсова присутствовала на дискуссионном просмотре «Черного солнца» в столице Гвинеи Конакри. Обсуждение фильма длилось с семи часов вечера до двух часов ночи, и никто не хотел уходить.
Сенегальская газета «Солей», выходящая в Дакаре, отмечала: «Фильм, в котором воплощены мужество, решимость и ум Человека, служащего своему народу, вызывает бурные аплодисменты зрителей, они благодарят постановщиков и актеров, воскресивших трудные дни борьбы африканцев за независимость».
«Черное солнце» — прекрасный пример интернационализма Страны Советов», —
