Бег дней - Алексей Владимирович Спешнев
А наша «Правда» сообщала: «Советский фильм «Черное солнце» прозвучал последним аккордом на только что закончившемся в столице Верхней Вольты всеафриканском кинофестивале». «Мы очень рады, что Советский Союз откликнулся на нашу просьбу принять участие в фестивале, — сказал в беседе с корреспондентом «Правды» председатель жюри Сембен Усман. — Африка должна знать о солидарности советского народа…»
Наш фильм был показан вне конкурса, в торжественной обстановке, в день закрытия фестиваля в присутствии президента и правительства.
Делая картину, мы всегда чувствовали, как пристально следят за нашей работой на репетициях и на съемках десятки глаз африканских друзей — за каждой деталью, ходом каждой сцены.
Теперь мы взглянули в глаза Африки и, кажется, нашли понимание.
ПРОЩАНИЕ
Миновало семь лет. Я снова лечу в Париж и надеюсь там встретить Амбруаза. Семь лет… Много это или мало? Целая жизнь? А чем ее измерить? Переменами в мире или в самом себе? Работой? Еще два фильма, делаю третий, две киноповести напечатал. А сколько было еще замыслов!
Прошедшие семь лет мучительно кратки, потому что главное не осуществлено.
А как прожил эти годы Амбруаз? Недавно видел его в каком-то посредственном французском телевизионном фильме, а год назад в картине Антониони «Профессия: репортер» — в ролях бесцветных, второстепенных. Думаю о нем и о себе в зале ожидания Шереметьевского международного аэропорта. Все аэропорты мира похожи один на другой: стекло, бетон, вавилонская пестрота наречий, лиц, одежд, отрешенная привлекательность стюардесс. Но я помню этот зал пустым и в этой пустоте одинокие фигуры сочиненных мною персонажей — кто-то стоит, прислонившись к стене, кто-то дремлет за столиком кафе или облокотился о стойку бара.
И улыбаются плоские фотокуклы пилотов и стюардесс.
Мои персонажи говорят в камеру, рассказывая о себе.
— О, эти современные мессии! — восклицает черная Клео. — Как они безжалостны к себе, к своим близким! Ведь там, на юге Африки, вооруженная борьба, там нет еще свободы, нет независимости… И теперь он умирает, мой муж!..
— Почему я пошел на компромисс с силой, — спрашивает себя англичанин Джон Стюарт, — сам стал частью ужасной машины без тормозов и обратного хода?..
— Ни о чем не хочу думать, — рычит американец Палмер, — чтобы не спятить окончательно…
А Лиз Стюарт одержима ужасом перед уносящимся временем, перед паузой жизни…
— Должно что-то происходить, происходить…
Возникают в пустоте со своими затаенными мыслями советский врач Чухнин и летчик-африканец Альберто, и актриса из Вьетнама Туан-Хонг, и компания хиппи, и журналистка Света Толмачева.
Но первым появляется человек со скрипочкой. Он не произносит ни слова — ни здесь, ни позже. Бродяжка, клоун, контрапункт автора и наивная частичка души каждого из нас, он как бы молча восклицает: «Если бы!.. Если бы мир был добр!..»
Ежедневно в течение месяца я приезжал в Шереметьево, и мы снимали в этом зале в перерывах между отлетами и приземлениями самолетов вступление к «Хронике ночи», последней моей картине, связанной с Африкой.
— Часы и все имеющиеся у вас металлические предметы положите на стол, — обращается ко мне и моим спутникам служащий аэропорта. — И пройдите, пожалуйста, сюда.
Я вхожу на несколько мгновений в невидимое лучевое поле серой пористой арки. И мне отдают мои часы и серебряную мелочь. Я пронизан и проверен — оружия у меня нет.
В Париже, на аэродроме Орли, это делается проще: ныряешь в кабину, похожую на примерочную в универмаге, и за занавеской, стараясь не глядеть в глаза, тебя обыскивает полицейский. Как правило, это человек опытный. Ко мне он вообще не прикоснулся, а лишь воздушно очертил ладонями места, где расположены карманы: «Се са, мсье». Он, конечно, не знает, что мсье не раз обдумывал ситуацию вооруженного захвата и угона самолетов, когда сочинял «Хронику ночи». И чтобы приобрести в этой области практические сведения, предпринял путешествие в белорусский городок Сморгонь, где жила маленькая самоотверженная женщина, врач-рентгенолог Зинаида Ефимовна Л. — ее угнали в Турцию отец и сын Бразинскасы, которые захватили рейсовый самолет Батуми — Сухуми и перелетали в Трапзон (Трапезунд). Зинаида Ефимовна уже многим рассказывала эту историю, и всякий раз, вероятно, с охотой, возбуждаясь главным переживанием всей своей жизни.
В семидесятом году никому еще не приходило в голову проверять, есть ли у пассажиров оружие. Однако муж Зинаиды Ефимовны, авиационный инженер, обратил внимание в батумском аэропорту, что двое неизвестных с маленькими чемоданчиками нервничали больше других, когда дважды объявили и отменили посадку. Кто-то сказал: «Идет гроза».
И все же взлет разрешен, и самолет взлетел, и внизу закачалась и стала уплывать замершая зыбь моря.
Зинаида Ефимовна сидела в середине пассажирского салона и не видела, как старший из Бразинскасов рванул дверь пилотской кабины и выстрелил в стюардессу, заслонившую собой вход, а младший поднял над головой бомбу и крикнул: «Не двигаться!» Когда самолет сильно тряхнуло и раздались выстрелы, Зинаида Ефимовна, как и многие другие пассажиры, решила — гроза. А в это время преступники, ранив командира, бортмеханика и штурмана, силой заставили второго пилота изменить курс, и через двадцать минут самолет сел на заброшенном летном поле Трапзона, где уже давно не приземлялись пассажирские машины. Только теперь Л. и ее муж поняли, что произошло. К самолету бежали турецкие жандармы. Они были перепуганы. Преступники спрыгнули на землю, дали себя обезоружить — они улыбались. Жандармы окружили самолет и приказали пассажирам его покинуть.
И тут на жандармов обрушилась Зинаида Ефимовна. Она потребовала ареста преступников и оказания немедленной медицинской помощи раненым пилотам. Но офицер заявил, что задерживает всех без исключения и до получения инструкций ничего больше предпринять не сможет. И все же Л. добилась своего — ее отвезли в военный лазарет, и там она нашла главного врача, выходца из Азербайджана, знающего немного русский язык, и уговорила его госпитализировать пилотов.
Операции им были сделаны в присутствии и под наблюдением Зинаиды Ефимовны. Потом с помощью азербайджанца она попыталась связаться с нашим посольством и консульством в Анкаре, но это ей не удалось, — телефонная линия была повреждена. Только к вечеру Л. и ее переводчик дозвонились в соседний город и попросили передать в Анкару о случившемся. На следующее утро советские представители выехали на машине в Трапзон, но по дороге попали в аварию с человеческими жертвами и были задержаны дорожной полицией. Все заботы об угнанных советских гражданах, а в числе их были больные и дети, легли на плечи Зинаиды Ефимовны: надо было наладить питание, добыть питьевую воду, обеспечить ночлег. А турецких денег, естественно, не было. И маленькая неукротимая
