Бег дней - Алексей Владимирович Спешнев
Потеряв надежду на быстрый приезд советских представителей, Зинаида Ефимовна сама предприняла дипломатический демарш и, если мне не изменяет память, послала телеграмму от имени потерпевших турецкому министру внутренних дел с требованием безотлагательной отправки всех на родину. Теперь жандармы уже просто побаивались Л. и в знак особого расположения ночью показали ей содержимое чемоданчиков, взятых у преступников: пистолеты-автоматы, патроны, бомбу, пачки валюты. Но в камеру к убийцам не допустили.
Угощая меня обедом в своей скромной сморгонской квартирке, Зинаида Ефимовна яростно поносит турецких жандармов, лишивших ее возможности увидеть папу и сына Бразинскасов за решеткой.
Впрочем, они давно уже на свободе и живут в Соединенных Штатах. Я видел их фотографии в какой-то газете — весьма примитивные физиономии. Мои Рикардо и старик Луис из «Хроники ночи», захватившие самолет, посложней. Однако написать их мне помог рассказ неукротимой и хлебосольной Зинаиды Ефимовны.
В Париж на этот раз мы летим вчетвером — оператор Инна Зарафьян, художник Серебреников, директор группы Буткевич и я. На голубых подносах, в розовых мисочках, тарелочках и стаканчиках нам приносят еду и вино.
За овальными окнами темнеет. Мы погружаемся в лиловую мглу, окруженную тонким солнечным венцом, Мгла становится влажной, рваной.
События «Хроники ночи» произошли тоже в реактивном лайнере, только не в «ИЛ-62», а в «боинге», и летел он не в Париж, а на юг Африки — над пустынями, саванной. Обстоятельства сюжета столкнули в самолете людей разных национальностей, взглядов, целей и характеров — это Ноев ковчег, где у каждого свои проблемы. Совокупность их — мир в разрезе.
Луис и Рикардо пытаются захватить самолет, чтобы похитить советского хирурга Чухнина, который, как они считают, может спасти от смерти африканского революционного лидера, мужа Клео. В это время на земле, погруженной в ночную тьму, вспыхивает война, делающая пассажиров, запертых в металлическом ковчеге, смертельными врагами. Однако их объединяет страх перед террористами, застрелившими пилотов, но бессильными справиться с приборами управления. Потрясенные пассажиры стоя, со слезами на глазах поют библейский гимн, а Чухнин пытается спасти раненую Клео. Убийц неожиданно разоружают хиппи. Они захватили власть, но не умеют ею воспользоваться. И теперь все умоляют летчика-африканца Альберто, спутника Клео, которого до сей поры все белые третировали, взять в свои руки штурвал и вести самолет. Альберто оказывается хозяином положения. Он ставит условия. Первое: оружие, захваченное у террористов, в интересах общей безопасности отдать русским; второе: Альберто посадит самолет там, где сочтет нужным, — он должен доставить Чухнина к тяжело больному мужу Клео…
Я оглядываюсь по сторонам. Мои попутчики приступили к десерту. А если бы сейчас появились убийцы и, угрожая оружием, захватили самолет?.. Что бы стали делать я и мои попутчики, или, скажем, сидящий рядом со мной сикх в коричнево-красной чалме, или африканец, пробирающийся по проходу в отсек первого класса, или расположившаяся позади меня со своими двумя маленькими детьми англичанка?.. Раздались выстрелы, и пули пробили обшивку, просачивается разреженный воздух, и мы падаем вниз, погружаясь в холодный туман, в котором задохнемся — нет, нет, не мы, пассажиры «боинга», персонажи «Хроники ночи».
Покачиваясь, возвращается на свое место африканец. А ведь он похож, очень похож на Мишеля Тагора, студента Минского технологического института, сыгравшего Альберто…
«Хроника ночи» — философская притча о взаимосвязи судеб людей в современном мире и борьбе африканцев за независимость и свободу.
На аэродроме Орли нас встретил новый представитель «Экспортфильма» и отвез на рю Перголез, в гостиницу «Сильва»» Здесь меня должен был ожидать Олег Туржанский, но он позвонил портье, что немного опоздает, и мы отправились прогуляться на Елисейские поля: маленькая уютная «Сильва» находилась в двух шагах от рю Берлиоз и совсем близко от пляс де Голль и Триумфальной арки.
Сергей Александрович Серебреников, наш художник, сегодня утром на дачном поезде покинувший подмосковное Пушкино, где он постоянно живет, в середине дня оказался на Елисейских полях с их космополитической толпой, потоками машин, автомобильными салонами, агентствами авиационных компаний, международными банками, лабиринтами пассажей, разделенных на зеркально-стеклянные клетки разнообразных торговых и увеселительных заведений. Здесь теснятся секс-шопы, электронные предсказатели, просто гадалки, маленькие кондитерские, дискотеки, киношки, магазинчики, в которых обитает сверкающий, изобильно-недоступный, нелепо навязчивый мир вещей. Этот мир оставляет Сергея Александровича безразличным, только утомляет его. Он ему бесконечно чужд. Немолодые, узко посаженные глаза художника под козырьком московской кепочки, с усталой отрешенностью глядят сквозь зеркальные мышеловки с пойманными отражениями жажды забвения и страха. Кажется вдруг, что за плечами Сергея Александровича снова висит солдатский вещмешок, в котором не унесешь видения зеркального лабиринта. Среди мелькающих лиц — молодых, старых, белых, желтых, черных — мне сейчас интересно только лицо Серебреникова, безмолвно выражающее всю сложность мира.
— О, Алексей Владимирович! — окликает меня чей-то голос с легким акцентом.
Оборачиваюсь и вижу повторенного зеркальными стеклами Олега Туржанского.
— Я так и думал, что встречу вас здесь. Портье сказал, что вы пошли прогуляться. Рад вас приветствовать и снова с вами работать. И прошу меня извинить за опоздание, — у меня маленький контракт, сегодня снимал для телевидения.
Знакомлю Олега с моими сотоварищами и говорю:
— Поразительно! Найти нас в этой толкучке на Елисейских полях!
— Нюх и немного удачи, — улыбается Олег.
И Олега не пощадило время. У него нездоровый вид, длинные поредевшие серые волосы странно взбиты — грива потрепанного жизнью циркового льва.
От льва попахивает винцом.
— У вас все в порядке, Олег?
— У меня был инфаркт… Но не будем об этом говорить.
— А божоле?
— Разумеется.
— Ну давайте вернемся в «Сильву» и поговорим о деле. А потом позвоним Амбруазу. Он в Париже?
— Не знаю. Видел его в последний раз, когда здесь дублировали на французский язык «Черное солнце».
В гостинице объясняю Олегу, что мы приехали изучить архивы Мечникова в Пастеровском институте, где он проработал много лет, познакомиться с музеем-квартирой Луи Пастера и снять несколько кадров без актеров для нашего фильма «Плата за истину».
Олег просматривает режиссерский сценарий, отпечатанный типографским способом в виде книжечки в мягкой голубой обложке, и мы намечаем план работы. Но прежде всего я прошу Олега соединить меня с Амбруазом. Я непременно должен его увидеть, хотя и не имею никаких практических целей. Олег несколько раз подряд набирает номер Амбруаза, но телефон его молчит.
На следующее утро едем в Пастеровский институт, и я излагаю дамам-консерваторам, то есть хранителям музея, свой взгляд на взаимоотношения Мечникова, Пастера и доктора Ру (кстати, институт находится на улице его имени).
Я не отрекаюсь
