Валериан Куйбышев. «Буду отстаивать свою программу» - Андрей Иванович Колганов

Красноармейцы выступили в поход на Айдин со станции Казанджик вечером 15 декабря. Зимний туман мешал ориентироваться на местности, и Куйбышев сам пошел в разведку, чтобы отряды красноармейцев не сбились с пути. Захват станции проводился ударом одного отряда с фронта и обходным движением двух других отрядов. Зайдя противнику в тыл, они утром 17 декабря 1919 года нанесли внезапный удар. Воспользовавшись туманом и заняв окрестные возвышенности, красные части открыли массированный артиллерийский и пулеметный огонь. Завязался ожесточенный бой, во время которого Валериан Владимирович занял место в передовых цепях с винтовкой в руках.

Противник был разгромлен и понес такие потери, которые предопредели успех дальнейшего развития операции. На станции был захвачен бронепоезд, две бронелетучки, 9 эшелонов и среди них эшелон штаба белогвардейского отряда, 13 паровозов, множество стрелкового оружия и боеприпасов.

Недалеко от места боев, возле станции Перевал (Перевальная), рабочие-железнодорожники отыскали место расстрела 20 сентября 1918 года двадцати шести бакинских комиссаров. Куйбышев посетил это место и немедленно направил в ЦК РКП(б) телеграмму, в которой предлагал организовать торжественное перезахоронение погибших.

Победа у станции Айдин создала хорошие предпосылки для занятия Красноводска. Однако тяжелейшие условия снабжения сохранялись и грозили срывом операции. Это видно из тревожного сообщения Куйбышева в РВС Туркестанского фронта:

«Хочу обрисовать положение фронта в настоящий момент. Как это ни странно, приходится сказать – положение катастрофическое, побитый, разгромленный, почти уничтоженный противник может оказаться победителем. Катастрофа пришла изнутри. Говорю о кризисе фуража, из-за клевера могут погибнуть плоды стольких усилий. Положение сейчас таково, что на фронте и кругом его нет ни травинки, кавалерия, артиллерия, обоз выведены из строя из-за бескормицы, лошади начинают падать и десятками падают, и верблюды, наконец, начали падать, овечки – из тысячи голов 200. Еще два-три дня – и на фронте останется одна пехота, не могущая двинуться ни шагу вперед за отсутствием обоза, за невозможностью везти за собой воду.

Телеграмма В.В. Куйбышева в ЦК РКП(б) и Президиум ВЦИК об обнаружении места захоронения 26 бакинских комиссаров

20 декабря 1919

[РГАСПИ. Ф. 79. Оп. 1. Д. 909. Л. 35]

<…>

Относительно хлеба. Положение, которое [создалось] благодаря тому, что армия должна питать голодное железнодорожное население занятых местностей, [тяжелое]. Положение рабочих на занятых участках ужасное и отсутствие хлеба для них может повести к плохим результатам для фронта. В этом отношении надо тоже принять экстренные меры.

<…> Не могу не сказать, что впечатление о бойцах, коих руководителем [являюсь], вынесенное мною за время совместного похода по песчаной пустыне на протяжении 100 верст и более, очень отрадно. Достаточно малейших усилий, а главным образом хороших работников и будет создана превосходная дисциплинированная боевая армия. Сообщите крупные новости.

Куйбышев»[126].

Более эмоционально оценивал сложившуюся ситуацию в своих воспоминаниях С.Т. Филиппов, бывший начальник полевого штаба Закаспийского фронта: «Наша армия переживала один из самых мрачных и тяжелых моментов за все время существования Закаспийского фронта. Никогда еще фронт не находился в таком безвыходном положении. <…> Армия представляла из себя разношерстную изнуренную и оборванную толпу. Красноармейцы походили больше на движущиеся живые тени, чем на живых людей, способных еще держать в руках оружие»[127].

Эти обстоятельства принудили Закаспийский фронт 29 декабря 1919 года, после занятия станции Ягман, прекратить наступление более чем на месяц. Лишь к началу февраля 1920 года удалось более или менее решить вопросы с пополнением запасов топлива, продовольствия и фуража для продолжения боевых действий. Наступление на Красноводск началось 4 февраля, а 6 февраля с утра начался штурм города. К 16 часам дня Красная армия вошла в Красноводск.

После занятия Красноводска Куйбышев возвращается в Ташкент, поскольку Туркестанский край представлял собой целую гору проблем, в решении которых ему предстояло принять самое живейшее участие. Организационно-политическая работа в Туркестане осложнялась отчаянной нехваткой партийных сил, что вполне понятно – прослойка рабочих и тем более образованных кадров здесь была ничтожна по сравнению с массой неграмотного местного населения. Однако просьбы Турккомиссии о помощи кадрами из Центра не встречали поддержки, поскольку в данный момент требовалась мобилизация партийных сил на Южный фронт и на Украину для борьбы с Деникиным. Получив просьбу Турккомиссии, В.И. Ленин обратился в Оргбюро ЦК РКП(б) с запиской: «По-моему, Фрунзе запрашивает слишком много. Сначала Украину взять до конца, а Туркестан подождет, победствует»[128]. А членам Турккомиссии Ленин ответил более резко:

«Ташкент

Элиаве, Рудзутаку, Куйбышеву

Ваши требования работников чрезмерны. Это смешно, или хуже, чем смешно, когда вы воображаете, что Туркестан важнее центра и Украины. Вы не получите больше. Должны обойтись тем, что имеете, и не задаваться безбрежными планами, а быть скромны.

Ленин»[129].

Действительно, разве одной из задач Турккомиссии ВЦИК и СНК не являлось исполнение директив Политбюро ЦК РКП(б) о привлечении к политической работе местных кадров, об активизации политической работы среди местного пролетариата (пусть и пока ничтожного по численности) и крестьянства? И ведь такие кадры уже имелись, и дело заключалось в их правильном политическом воспитании. На этом пути Куйбышеву пришлось столкнуться с непростыми вопросами, коренящимися в значительных межнациональных противоречиях, обусловленных длительной колонизаторской политикой русского царизма.

Русское и вообще европейское население находилось в привилегированном положении. Это касалось прежде всего занимаемого ими места в системе общественного разделения труда – чиновники, специалисты, рабочие, значительная часть интеллигенции и торговцев были представителями европейского населения (русские, украинцы, армяне, татары, евреи и др.). Европейцы составляли значительную часть населения в крупных городах. Но и на селе положение русских колонистов, особенно в Семиречье (Казахстане), было привилегированным как по размерам наделов, нередко конфискованных у местного населения, так по отношению к ним местных чиновников, по преимуществу тоже русских. Наконец, в культурно-просветительском отношении положении европейцев также было значительно более благоприятным – по обеспеченности школами, другими культурными учреждениями, по изданию книг и газет и т. д.

Проблема также заключалась в том, что многие местные партийные и советские работники из числа русского населения свыклись с этим положением и считали его чем-то естественным, более того, относились с подозрением не только к мусульманскому населению, неустойчивому к антисоветской агитации мулл, шейхов и суфиев, но и к коммунистам из числа местного мусульманского населения. Это недоверие частенько