Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко
Посмотрим на других членов бюро по Литве. Вот Иван Ткаченко. Мог ли Суслов в Вильнюсе опереться на него? В отличие от Ковалёва, этого-то кадра он знал как облупленного. Они ведь успели вместе, правда, очень недолго, поработать на юге. Ткаченко возглавлял в Ставрополе управление НКВД. Отношения у них тогда не сложились, и шло это от Берии. Тот не забыл обвинений, которые Суслов бросил в адрес спецслужб и милиции осенью 1942 года. В Ставрополе Ткаченко по заданию Берии отслеживал каждый шаг Суслова и обо всех промахах первого секретаря крайкома немедленно телеграфировал в Центр. Наместнику Москвы в Литве был ясно, что Ткаченко тем же самым станет заниматься и в Вильнюсе. Кстати, одновременно с Ткаченко Берия направил в Литву и наркома внутренних дел республики. Им стал Никита Клёнов, который тоже раньше какое-то время служил в Ставрополе и имел зуб на Суслова.
А что Снечкус и Гедвилас? В какой мере Суслов мог положиться на них? А ни в какой. Когда Суслов только заявился в Вильнюс, Снечкус сразу поинтересовался у московского эмиссара, не означал ли его приезд, что отныне руководящую роль в республике будут играть исключительно русские товарищи.
В записке по итогам поездки в Вильнюс московские партийные кадровики отмечали, что в Литве существовало негласное распоряжение Снечкуса ограничивать приём на руководящую работу русских, украинцев и поляков. И естественно, Снечкус опасался, что Суслов не просто прекратит подобную практику, но станет отдавать приоритет русским кадрам. Из-за этого в отношениях Снечкуса и Суслова сразу возникла напряжённость. «Взаимодействие между Бюро ЦК ВКП(б) и руководством ЦК КП(б) и СНК Литвы, – признал потом Суслов, – в первый период были довольно холодными. Создание Бюро ЦК ВКП(б) по Литве и наш приезд были встречены т.т. Снечкусом и Гедвиласом несколько растерянно, болезненно и с опасливостью, как бы литовское руководство не было оттеснено на задний план»[97].
Удостоверение М.А. Суслова. [РГАНИ]
Отчасти Снечкус оказался прав. При формировании своего аппарата Суслов действительно сделал ставку на людей из Москвы и глубинных районов России. Центр разрешил ему пригласить в Вильнюс Сухинина, Тетерева, Потапова, Писарева и ещё нескольких человек. Каждый из новых назначенцев получил свой участок работы. В частности, Потапов сосредоточился на решении проблем строительства, в ведение Писарева отошли вопросы сельского хозяйства (он потом даже стал первым заместителем председателя правительства Литвы). Позже Суслов попросил направить в республику ещё десять человек и создать из них отдельную группу в оргинструкторском отделе ЦК Компартии Литвы.
Итак, в Вильнюс Суслов прибыл в середине ноября 1944 года. Картина была удручающей. Фёдор Ковалёв докладывал Суслову 19 января 1945 года:
«При отступлении из города Вильнюс немецкие варвары нанесли большой ущерб жилищно-коммунальному хозяйству города. Взорванными оказались городская электростанция мощностью 8500 киловатт, городская водонасосная станция, городские мосты через р. Вилию, баня и др. предприятия.
После ухода немцев город остался без воды и электроэнергии.
Центральный Комитет КП(б) Литвы и Совет Народных Комиссаров Литвы с первых дней после освобождения Вильнюса приступили к восстановлению разрушенных коммунальных предприятий, однако это восстановление шло крайне медленно и город продолжал оставаться без воды и электроэнергии.
Доклад М.А. Суслова И.В. Сталину критическом положении в Вильнюсе. 1945 г. [РГАСПИ]
В ноябре и начале декабря работал с перебоями электропоезд, который давал городу до 600 кВт электроэнергии. Получаемая электроэнергия расходовалась не совсем правильно, так как расходовалась, главным образом, на осветительные цели. В первых числах декабря электропоезд прекратил работу вследствие отсутствия топлива (угля), после чего город вновь оказался без электроэнергии»[98].
В другом документе отмечалось ужасное санитарное состояние республики. «Даже прифронтовые города нашей республики более чистые, – признал на одном из совещаний Суслов, – даже Тильзит, где нет населения, где военный комендант всем распоряжается, даже этот город выглядит лучше, выглядит чище, чем Вильнюс»[99].
На разруху и антисанитарию накладывались явный и скрытый саботаж населения и разгул бандитизма. Только в лесах Литвы находились до четырёх тысяч вооружённых бывших карателей и примерно пятьсот прошедших подготовку в немецких разведшколах агентов-диверсантов.
Суслов докладывал в Москву:
«Приступая к работе, Бюро ЦК ВКП(б) по Литве встретилось с весьма сложной обстановкой. В республике в чрезвычайно широких размерах имели место бандитизм, террор буржуазно-националистических и кулацких элементов против партийно-советского актива и саботаж в проведении важнейших мероприятий советской власти: земельной реформы, заготовок сельскохозяйственных продуктов, лесозаготовок и др. Имели место массовые уклонения военнообязанных от призыва в Красную Армию. Столица республики г. Вильнюс не имела железнодорожного пассажирского сообщения с городами и уездами республики, телефонная и телеграфная связь осуществлялась лишь с 3–4 уездами, в городе совершенно не было электроэнергии и воды, допускались систематические перебои в снабжении населения хлебом»[100].
Работа Суслова в Литве началась с конфуза. Кое-кто из местных аппаратчиков попытался замарать московского эмиссара и пристегнуть к мародёрам. «Когда Суслов прибыл в Литву, – рассказывал в одном из интервью Григорию Койфману ветеран госбезопасности Нахман Душанский, – то его поселили в пустой квартире в Вильнюсе, но всю люкс-мебель туда завезли «трофейную», из Калининграда (Кёнигсберга), и занималось этой перевозкой хозуправление при ЦК ЛССР. Кто-то донёс прямо в Москву, что Суслов занимается «мародёрством», его карьера висела на волоске, и Сталин приказал собрать всех членов бюро ЦК республики на заседание, на которое он должен был лично позвонить из Москвы. Так и сделали, и когда Сталин позвонил, то Снечкус ему сказал: «Товарищ Сталин, мы с вами хорошо знаем, что такое спать на холодных тюремных камнях, так что, я не могу своего товарища по партии поселить в хороших условиях? Вся мебель была взята в брошенных пустых домах, Суслов здесь ни при чем, наказывайте меня», и Сталин в ответ рассмеялся. Снечкус очень хорошо ориентировался в обстановке в республике, в местных реалиях, в тонкостях психологии литовского народа, и Суслов ему в работе не мешал»[101].
Одним из приоритетов для Суслова в Литве стало село. Быстро вникнуть в особенности местных условий ему помог Василий Писарев. 27 декабря 1944 года он представил шефу подробную справку о проблемах литовской деревни. «Все крестьянские земли в Литве, – отметил Писарев, – разбиты на хутора. Хуторская система землепользования весьма прочно вошла в крестьянский быт литовцев. <…> По данным Наркомзема в 1942 году в Литве имелось 398 837 хозяйств, которым принадлежало 4 736 177 гектаров земли. Следовательно, в среднем на одно хозяйство приходилось 11,9 гектаров земли»[102].
Отсюда понятно, какое значение для литовцев имела земля. До 1940 года и при немцах свыше ста тысяч сельских хозяйств находились в прямой зависимости от зажиточных крестьян, не имея даже лошадей.
