Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий
После предмайского провала полиция начала вылавливать членов комитета поодиночке. В начале мая был арестован т. Карпов (секретарь Московского комитета). В общежитие Технического училища, где были явки и происходили заседания МК, очень часто начала являться полиция. Только благодаря тому, что там жило много членов партии (Филиппович, Богданов и др.), до крупных провалов в общежитии не доходило, ибо нас предупреждали еще до прихода полиции и участники собрания или явки своевременно расходились по разным комнатам. Должен отметить, что полиция боялась устроить в общежитии облаву или оставить где-либо засаду. В последнем случае студенты все равно предупреждали бы пришедших, а в первом случае полиция боялась нарваться на бомбы. Охранка, видимо, была осведомлена о том, что в мастерской училища выделывались ударники к бомбам. Хотя провалов в общежитии и не было, все же пришлось оттуда уйти, так как шпики дежурили постоянно у ворот училища и у дверей общежития.
Московский комитет никак не мог обойтись без типографии. Реакция усиливалась. Ни одна легальная типография не бралась печатать нам ничего ни за какие деньги (кстати, последних в МК и было не очень-то много). Я занялся подготовкой новой типографии. Конечно, о бостонке и мечтать уже не приходилось. Тов. Кичин, который работал со мной, предложил новую конструкцию рамы, по которой вал ходил, как колесо по рельсам, без шума. Раму заказали по чертежам в слесарной лавке Зотова по Каретно-Садовой улице. Летом 1907 г. в Сокольниках мы сняли особнячок, каких там, за Верхней Красносельской улицей, было много. В таких особняках жили главным образом рабочие. В особняке поселилось несколько человек, которые действительно работали в трамвайном парке (они жили обособленно и изолированно от помещения типографии), туда же поселились Виктор (фамилии его я не знал) и прекрасный наборщик Райкин (из ссылки он бежал в Америку, где находится и в настоящее время). Райкин и его жена Б. А. Файгер[13] все время работали в нелегальных типографиях и приехали случайно из Тулы в Москву после провала нашей типографии. Для доставки бумаги из города и для выноски готовых прокламаций была снята поблизости от типографии передаточная квартира, в которой поселилась Файгер. Приносили в типографию бумагу и выносили оттуда готовые прокламации рабочие, когда они ходили на работу и когда возвращались с работы. Типография заработала, хотя для этого пришлось связаться чуть ли не со всеми членами партии, работавшими в типографиях, так как нам были необходимы шрифт в большом количестве и все другие типографские принадлежности. В остальном организация была в том же виде, как я уже описал выше.
Сейчас же после обыска у меня 11 мая (28 апреля) 1907 г. мы оставили квартиру. (Родственницу т. Волгина послали в домовую контору заявить, что она ликвидирует квартиру и забирает мебель.) Втроем мы выехали на «дачу» в Лосиноостровское, по Северной железной дороге. Дача была взята наспех, первая попавшаяся. Май оказался очень холодным, и мы на даче мерзли хуже, чем зимой. Нам удалось прожить там все лето. Осенью я достал хорошую копию паспорта на имя Пимена Михайловича Санадирадзе и по ней поселился вместе с друзьями на отдельной квартире по Козихинскому переулку (этот документ служил мне до июня 1914 г., пока я не сел основательно, — об этом ниже). Адрес этой квартиры я уже абсолютно никому не сообщал. Однако мое положение становилось очень шатким. По возвращении Гальперина в Москву, несмотря на то что он легально прописался, его тотчас же арестовали. Его показывали дворникам дома Юрасова, в котором была взята большая типография МК, и на допросах ему говорили, что именно я руководил и руковожу всеми техническими делами МК, в том числе и арестованной типографией. Он писал из тюрьмы, чтобы я немедленно уехал. Однажды, идя по Долгоруковской улице, я заметил слежку. Я ускорил шаги, и мне удалось вскочить в конку, которая шла к Сухаревой (в 1907 г. от Смоленского бульвара до Сухаревой площади еще ходила конка). Шпик вскочил за мной. Кондуктор сует ему билет, но он билета не берет. Вдруг он вытаскивает фотографическую карточку из кармана. Смотрю — на карточке Гальперин во весь рост (очевидно, у них моей карточки не было). Я соскочил с конки и побежал по Лихову переулку, он за мной. Я лучше знал Москву и куда быстрее бегал, поэтому оставил его позади. Осенью 1907 г. арестовали Файгер; у нее нашли бумагу для типографии — и только. Все же рискованно было оставлять типографию на том же месте. Мы решили перенести ее в Замоскворечье. Сняли квартиру на последнем этаже в еще не совсем законченном громадном доме. Там поселились два товарища с легальными паспортами: Лопатин, Лидия Айзман[14] и наборщик Райкин без прописки. Тов. Айзман сносилась со мной и с внешним миром, а двое работали в типографии. Листки печатались реже и в меньшем количестве экземпляров, но зато издавались регулярно журнал военной организации при МК и, кажется, журнал областного бюро РСДРП.
В конце 1907 г. на явке секретаря МК Марка я встретился с членом МК Леонидом Бельским, только что выпущенным из тюрьмы. Он рассказал, что в охранке ему называли все мои клички и мою настоящую фамилию, а потому он уверен, что на днях меня арестуют на улице. Леонид верно назвал мою фамилию и мои клички. Я был поражен. В Москве только 2–3 товарища знали мою настоящую фамилию. Я сам почти забыл ее, ибо с 1902 г. никто никогда не называл меня по ней[15].
Аресты продолжались и даже усилились. Арестовывали активных работников группами, что становилось все чувствительнее для Московской организации. Слежка за аппаратом распространения стала невыносимой, несколько раз я вынужден был распускать явки, ибо около квартир стояли шпики. То и дело полиция вылавливала отдельных работников из моего аппарата. Однажды в одном из переулков, прилегающих к Сретенке, когда я вышел с явки, меня окружило несколько шпиков. По Сретенке мчался трамвай. Я на полном ходу вскочил в него и заставил филеров бежать по улице. Вышел же я на первой остановке как ни в чем не бывало, без «хвоста». В начале января 1908 г. был арестован секретарь МК Марк. Все это заставляло меня тратить массу времени на меры предосторожности, прежде чем повидаться с кем-либо по делу. С товарищами из техники я виделся только на улицах Москвы, и то исключительно ночью. Я стал настолько болезненно мнительным, что в каждом человеке видел шпика. Я не заходил к себе
