Якоб Бёме - Герхард Вер
Гёрлиц и мост через Найсе. Гравюра XVII века
Мастер Бёме солидарен со своим цехом, когда возникает необходимость отстоять свои интересы перед дубильщиками кож. Его поведение безупречно, он считается образцовым мужем и отцом семейства. Но тут с ним случается то, что определило последующую жизнь, — великое Видение. Это произошло в ту пору, когда у него родился первый сын, Якоб. Абрахам фон Франкенберг сообщает: «Между тем как он в поте своего лица, как верный труженик, кормил свою семью, в начале XVII века, а именно на 25-м году его жизни, он был повторно отмечен мистическим светом. Через слепящий блик оцинкованного сосуда (свет которого был добрым и бодрящим) он был всецело увлечен к самым глубинным основаниям, к центру тайной природы. Он решил пойти к воротам Найсе у Гёрлица на зеленый луг, с тем чтобы избавиться от этого наваждения, которое показалось ему сомнительным. И тем не менее это видение становилось все яснее, так, что он смог посредством запечатленных знаков проникнуть в сокровенные глубины природы. Он в большой радости, вознося хвалу Богу, узрел смысл своих домашних дел в воспитании детей и обходился теперь с каждым еще более мирно и дружески, и о своей тайне говорил мало или совсем ничего»[13].
В этом сообщении его ученика достоверно следующее: как бы ни потряс Бёме этот взгляд в «глубочайшую природу» и как бы он внутренне ни изменил динамику его жизни, он совершился в его душе, семья и профессия от этого не пострадали. Мог ли он обратиться к кому-нибудь, чтобы рассказать о своем переживании? Здесь самое время вспомнить о гёрлицком пасторе-примасе Мартине Моллере. В качестве кальвиниста и тайного розенкрейцера он принимал в своем доме некоторых из тех людей, которые впоследствии стали сторонниками Бёме. Среди них Карл Эндер из Серха, ученый Бальтазар Вальтер, Абрахам фон Зоммерфельд, Иоганн Сигизмунд фон Швайнихен и два врача — Тобиас Кобер и Иоганнес Беер.
Франкенберг в своем сообщении рассказывает и о следующем прозрении, которое имело место в 1610 году. Несколько позднее сапожник заканчивает запись, как он сам выражался, мемориала. Он описывает итог своих духовно-мистических переживаний. На протяжении примерно пяти месяцев между январем и Троицей 1612 года возникает рукопись под названием «Утренняя заря в восхождении, корень или мать философии, астрологии и теологии на верном основании, или же описание природы, как все было и как состоялось начало…» Титульный лист прекрасного издания «Полного собрания сочинений» от 1730 года содержит следующую дату: «В год от Рождества Христова 1612, в возрасте 37 лет, во вторник на Троицу». Это отнюдь не дата публикации. Знаменитый «первенец» Бёме «Утренняя заря», названный Бальтазаром Вальтером «Аврорао, был опубликован уже после смерти автора. Однако книга к тому времени уже была известна.
Титульный лист «Утренней зари в восхождении». Рукопись Якоба Бёме
Господину из Серхи сапожник выдает то, что он написал в часы досуга и ночью. Тот тайно копирует манускрипт, просмотрев его. С этого момента оригинальная рукопись начинает курсировать среди знакомых Бёме вместе со многими списками. Старшему пастору Гёрлица это становится известным. Однако начиная с 1606 года в церкви Святых Петра и Павла службу ведет уже не лояльный Мартин Моллер, а догматически жесткий лютеранин Грегор Рихтер. Как блюститель «правоверия» гёрлицких душ, Рихтер видит свою задачу в том, чтобы corpus dlicti{2}, и притом не читая, передать светским властям, то есть в магистрат. Запись в дневнике бургомистра Скультетуса свидетельствует, что Якоб Бёме, сапожник, живущий между воротами, что позади госпитальной кузницы, «призванный в ратушу для оплаты и спрошенный о своей экстатической вере, был приведен этим в смятение, а когда Освальд (служащий ратуши) принес из его дома написанную им книгу in Quarto, он был отпущен из тюрьмы и ему было строго наказано забыть об этих делах».
Гёрлиц, церковь Св. Петра
Ночь спустя честный бюргер вышел с клеймом «опасного фанатика», в связи с чем он был вынужден обратиться к члену городского совета. За этим следует официальное обвинение Бёме как члена городской общины, посещающего каждое воскресенье городскую церковь. В воскресной проповеди 28 июля 1613 года Рихтер обвиняет испуганного сапожника в острой проповеди. Во вторник 30 июля старший пастор приказывает направить обвиняемого в служебное помещение. Бёме, твердый в Библии, должен выдержать допрос об исповедуемой им вере. Ему запрещают впредь браться за перо. Он, запуганный и опасающийся за свою репутацию, а также за участь своей семьи, — соглашается. «Когда я, будучи призван к пастору, объяснял мотивы своей деятельности, господином пастором мне было указано, чтобы я впредь не писал, с чем я тогда и согласился. Однако путь Божий, который он положил мне пройти с собой, я в ту пору еще не видел. Со своей стороны и господин примас вместе с другими проповедниками обещал молчать обо мне на кафедре»[14].
Для тридцативосьмилетнего Бёме начинается тяжелое время испытаний. То, что его призвание — отнюдь не ремесло сапожника, ему давно было понятно. Еще до того как пасторская служба и городской совет предпринимают против него меры, он в марте 1613 года продает свою сапожную лавку. Для того чтобы приобрести большую подвижность — для исполнения своей мессианской задачи, — Бёме вместе со своей толковой женой начинает торговлю пряжей. Этот новый для него род деятельности требует поездок, во время которых он также может посещать своих друзей и товарищей по убеждениям. В письмах, которые он рассылает, Бёме говорит порой о необходимости тайного языка. Испытанием для него становятся годы с 1613-го по 1620-й, в это время противники Бёме нарушают условия достигнутого соглашения: «Пастор все время постыдно порочит меня и часто приписывает мне вещи, в которых я не повинен, он вводит в заблуждение весь город, так что я вместе с женой и детьми все время оказываюсь шутом и дураком в разыгранном спектакле.
