Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2019 - Коллектив авторов

Боль окапывается, роет ходы, траншеи,

готовится к обороне, к осаде, к бою,

я потерплю, я привыкну к ней, бог с тобою,

не пугайся, спи, засыпай посреди страницы,

помню – плакать нельзя, жаловаться не годится.

«Жизнь велела говорить невнятно…»

  Жизнь велела говорить невнятно,

  не эзоповым прозрачным слогом,

  а таким, чтоб оставались пятна

  серые на рубище убогом.

Речь и совесть не выносят фальши,

хоть все ногти обгрызи под корень,

что намешано в словесном фарше

ешь, товарищ, и бывай доволен.

В средней школе правильно учили

физике, её законам вечным,

в комсомольско-пионерском стиле,

убеждённом, как автоответчик.

Будь готова, Таня, и не сетуй,

врут календари, ещё не вечер.

Что там, каторга в главе десятой?

И бежит возок вдоль Чёрной речки.

«В наших спорах давно не рождалось истин…»

   В наших спорах давно не рождалось истин,

   наоборот, всё, что истинно, то – бесспорно,

   не отмоешь чёрного кобеля, зря мы чистим

   пёрышки. Палисандрия просто порно?

   В августе звёзды сыплются, а ещё Венера

   смотрит в лицо Юпитеру и, не выдержав взгляда,

   падает навзничь за горизонт. Для юного пионера —

   неожиданность, но командир отряда,

   ловкий, находчивый, выбежит на поляну

   остановить мгновение, даром что ли прекрасно.

   Жизнь на Марсе, возможно, есть, но я не стану

   ждать доказательств, и так всё ясно.

«На мичуринской яблоне росла дичком…»

   На мичуринской яблоне росла дичком,

   на ливанском кедре – сосновой шишкой,

   и лежать бы мне под деревом молчок-молчком,

   да тянулся закон за корявым дышлом.

   На три такта вдыхаю, выдыхаю – чуть,

   не учу, не лечу, не пашу, не сею,

   за скворцов и зябликов поручусь,

   а сама и свистнуть-то не умею.

Но сильнее меня оказался зов,

соль призванья, подмигиванье удела,

под цветущей липой хватило слов

и душисто скамья прилипает к телу.

«На той стороне улицы все спят или делают вид…»

   На той стороне улицы все спят или делают вид,

   есть, правда, пара окон с притаившимся светом,

   хорошо бы выйти пройтись,

                                        у меня неликвид

   времени и дефицит одновременно,

                                                в этом

   признаваться стыдно и некому.

   Однако, нещадно льёт, ветер ломает и швыряет ветки,

   если плотно закрыть глаза, то под веками —

   пустота или что-то вроде решётки-сетки

   для проверки зрения,

                              но в ней небогатый улов,

    – ау, золотая рыбка-волшебная клемма,

   Раздобудь мне послушных, неглубоких снов,

   Без обманчивых пробуждений, —

                                           проблема

   В том, что, стоя в тёмной комнате у окна,

   Когда уже не читаешь, не слушаешь записи Рихтера или Юдиной,

   Всю темноту приходится выпивать до дна.

   И что потом делать с пустой от неё посудиной?

«За то, чего в помине нет…»

  За то, чего в помине нет,

  За то, чему ты смотришь вслед,

  Семь бед – один ответ.

За то, в чём ты не виноват,

За тех, кому сам черт не брат,

И зелен виноград.

За тишину реки, за твердь

Небес, за призрачную треть

Ещё гореть, гореть.

За обещания печать,

За честное – рукой подать,

За эту новую тетрадь

Ещё молчать, молчать.

Поэтическая группа «За стеной»

Михаил Бордуновский, Владимир Кошелев, Василий Савельев, Юлий Хороших

Четыре голоса за прозрачной стеной

Новое поэтическое объединение «За стеной», объявляющее о себе публично впервые на этих страницах, – это четверо поэтов, студентов Литературного института, живущих в одном общежитии. Возможно, что и название объединения как-то связано с общежитием и его тонкими стенами, которые сразу и разделяют и объединяют своих постояльцев. Станет ли это объединение в дальнейшем литературным течением или рождением новой литературной практики, признанной и обладающей собственными каноничными чертами, подобно, скажем, метареализму, не в последнюю очередь зародившемуся здесь же, в стенах Литинститута и его общежития, говорить рано. Но то, что об объединении говорить пора, в этом нет никаких сомнений. Михаил Бордуновский, Владимир Кошелев, Василий Савельев, Юлий Хороших (в алфавитном порядке) – четыре поэта, каждый из которых обладает своим стилем, владеет собственным поэтическим инструментарием, осуществляя поэтические практики, результаты которых могут показаться непривычными, а иногда вызвать ощущение незавершенности или «странного детского письма», как это может быть увидено в случае Василия Савельева, входящего в диалог с голосом детства и стратегиями ОБЭРИУ, включая в него собственные чуткие инструменты интуитивного поиска. Юлий Хороших также держит на прицеле достижения обериутов, но в его работах угадывается интерес и к рациональному безумию Батая, и к ироническому сверхчеловечеству Лотреамона, и вообще к барочным соразмерностям в построении стиха. Владимир Кошелев, пожалуй, самый гармоничный участник союза, собран внутрь себя, как фотоаппарат во внутреннюю картинку, необычную, опрокинутую, прислушивается к ней, хрупко вникает в ее жизнь где-то между собственных ребер, давая порой место паузам, обозначенным многоточиями, чтобы из их глубины, как это происходит в точечных строфах «Онегина» или у раннего С. Завьялова, поднимался каждый раз новый текст, конкретным словам не доставшийся, не тут-то было. Вообще же его техника – это работа с фрагментами, организованными в некоторую чуткую к сквознякам смыслов и повисшую в воздухе фигуру мобиля, иногда графически его повторяющую.

Михаил Бордуновский своими стихами с их интенсивной метафоричностью, кажется, отсылает к высказыванию Осипа Мандельштама по поводу того, что мир произошел из метафоры, и к начальным стихам Даодецзина, звучащих в переводе Стивена Митчелла в том смысле, что «в именах причина всех вещей (частностей)». А раз имя несет в себе внутренний образ, внутреннюю форму метафорического характера, то и создание словесно-вещного мира как единого процесса Михаил видит в осуществлении серии метафорических взрывов, уплотняющих текст, но расширяющих его вселенную.

Ситуация проекта волшебна, как мне кажется, в том смысле и определении волшебства, которое свойственно всем пишущим,