Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий
Нередко Парижская группа заслушивала доклады и информацию членов Большевистского центра (большевиков — членов редакции ЦО, ЦК и ЗБЦК) по вопросам, которые должны были быть или внесены в соответствующие партийные учреждения, или опубликованы. Доклады же о заседаниях пленумов ЦК, о расширенной редакции «Пролетария», о партийных совещаниях и партийных конференциях делались даже до опубликования их решений. Парижская группа устраивала публичные рефераты на разные темы; в дебатах иногда участвовали лидеры всех течений внутри тогдашней социал-демократической партии и других партий. Члены Парижской группы содействия большевикам принимали деятельное участие в дебатах, устраиваемых другими социал-демократическими течениями и партиями. Во время моего пребывания в Париже (конец 1912 г. и половина 1913 г.) эта группа уже не носила вышеописанного характера, так как после Пражской всероссийской партийной конференции заграничный ЦО партии переехал в Краков.
В группу тогда входили: Владимирский (Камский), Мирон Черномазов (после Февральской революции было установлено, что он провокатор), братья Беленькие — Абрам и Гриша, Зефир, Константинович, Котов, Манцев, Людмила Сталь, Антонов (Бритман) — Свиягин, Н. Кузнецов (Сапожков), Наташа Гопнер{184}, Надежда Михайловна Семашко, Михаил Давыдов, Абрам Сковно, Голубь{185}, Исаак (Раскин), Морозовы, Шаповаловы, Деготь, Ильин{186} и еще несколько товарищей, фамилии которых я не помню.
Парижская группа содействия в 1912–1913 гг. отличалась от многих заграничных групп своим составом и своей деятельностью. В Германии, Бельгии и даже Швейцарии того периода в группах большинство составляли студенты, среди них были лишь одиночки — старые члены партии, бежавшие из тюрем, ссылок и от преследования. Работу свою они вели главным образом среди русских студентов. Парижская же группа большевиков состояла почти целиком из старых революционеров, которые были вынуждены оставить Россию и готовы были в любое время по постановлению парторганов ехать обратно в Россию. Контингент новых членов составляли почти исключительно выпущенные из русских тюрем и бежавшие из ссылок. Парижская группа не имела в описываемое время связи с парижским русским студенчеством и среди него не работала. Работу она вела среди русских рабочих и политических эмигрантов, которых в Париже было очень много.
Кроме продажи партийной литературы, устройства рефератов, собирания средств для партии и обсуждения партийных вопросов Парижская группа участвовала через своих представителей в эмигрантской кассе, которая помогала сильно нуждающимся, в обществе помощи ссыльным и заключенным и в других русских организациях совместно со всеми российскими революционными заграничными организациями того периода.
Парижская группа большевиков, как и группы других социал-демократических партий России, Польши и т. д., не входила как часть парижской организации во французскую социалистическую партию. Некоторые члены Парижской группы по своему желанию вступили во французскую партию (я вступил в немецкую секцию парижской организации французской социалистической партии, членом которой я состоял до своего отъезда в Россию). Но никакого постановления ни французской, ни российской партии о вступлении русских социал-демократов во французскую социалистическую партию не было. Только теперь устав Коммунистического Интернационала обязывает членов компартии, переехавших в другую страну, немедленно вступить в компартию последней. 1 мая 1913 г., по инициативе большевистской Парижской группы, состоялись огромный интернациональный первомайский митинг и празднество, в котором участвовали русские, итальянские, немецкие, французские рабочие и социал-демократы других стран. Митинг прошел с большим подъемом.
Сейчас же после приезда в Париж я был кооптирован в Комитет заграничных организаций содействия большевикам, куда входили Владимирский (Камский), Н. Кузнецов (Сапожков), Семашко (он был в отъезде) и Мирон Черномазов[28]. О деятельности Комитета заграничных организаций у меня в памяти ничего не сохранилось, хотя я и участвовал во всех его заседаниях.
По приезде в Париж я узнал, что лишь несколько товарищей получали питерскую «Правду». Мною несколько раз поднимался вопрос в Комитете заграничных организаций и в Бюро партийной группы о массовом распространении «Правды» среди русских в Париже. Были вынесены несколько раз постановления, но результатов они не давали. Тогда я сам взялся за это дело, хотя у меня в Париже не было никаких знакомств. Мне удалось узнать, что в Париже имеется контора, которая выписывает русские газеты и сдает их в газетные киоски в городе. Я отправился в эту контору и условился о выписке «Правды» и о ее распространении. Я написал в контору «Правды», чтобы в Париж посылалась каждый день «Правда» в количестве, определяемом парижским агентством. «Правда» стала получаться, но агентство не посылало денег конторе «Правды» за проданные номера. Пришлось тогда отказаться от услуг агентства и самому взяться за это дело: я стал выписывать «Правду» (вначале по 100 экземпляров ежедневно) на адрес школы, в которой я учился. Часть экземпляров тут же расхватывалась, а остальные продавались т. Зефиром и другими учениками школы в русской столовке на улице Глясьер, в которой обедали ученики и множество русских. Впоследствии дело пошло так хорошо, что ко мне постоянно обращались читатели «Правды» из далеких углов Парижа с просьбой посылать им газету почтой, и моя квартира действительно превратилась в экспедицию «Правды». После работы в дни, когда «Правда» получалась (конфискация ее в Питере на заграничном тираже отражалась почему-то меньше), я заделывал номера в бандероли и отправлял их почтой. Я установил переписку с редакцией «Правды», и так как я аккуратно посылал ей деньги за проданные экземпляры, то редакция присылала мне в Париж столько экземпляров, сколько я просил, и притом тоже очень аккуратно.
В Париже, как я уже сказал выше, было большое количество политэмигрантов. Наряду с элементами, связанными с революционными партиями, было и немалое количество эмигрантов, случайно попавших в тюрьмы и ссылку. Нищета почти среди всех эмигрантов была большая, а работу для всех найти невозможно было, так как большинство из них ничего не умело делать (рабочие работу находили). Очень трудно было русским эмигрантам и без знания языка. Научиться же было нелегко, ибо в Париже было много русских учреждений, где говорили по-русски, вследствие чего эмигранты не сталкивались с французами, от которых они могли