Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий
Мы решили сообщить Житомирскому, что меня вызывало Заграничное бюро ЦК в Краков, где я останусь работать и жить. Я ему послал в день своего отъезда в Россию якобы мой краковский адрес, а польские товарищи в Кракове должны были наблюдать за квартирой, адрес которой я послал Житомирскому, не началась ли за ней слежка, которая могла быть только по указанию Житомирского. В последнем случае связь Житомирского с охранкой была бы установлена вполне. Наш расчет оказался верным. Не только я при аресте в Самаре точно установил, что Житомирский — провокатор, но и те товарищи, которые следили за квартирой в Кракове, мне об этом написали в ссылку.
Так был раскрыт крупный провокатор, который принес нам, большевикам, много вреда.
НЕДЕЛЯ В ПОРОНИНО
Конец июля 1913 г.
В Поронино у Ленина и Н. К. Крупской я прожил дней семь. Жили они в крестьянском двухэтажном доме. Внизу жили Ильич, Надежда Константиновна и ее мать, наверху же были одна или две комнаты, очевидно, специально для приезжающих, ибо, когда я приехал, там уже жил один товарищ, туда же поселили и меня. Владимир Ильич в Поронино, так же как и в Лондоне, Женеве и Париже, где мне его приходилось видеть, занимался и гулял в определенные часы. Несмотря на то, что почти все дни, которые я провел в Поронино, шел дождь, Владимир Ильич много гулял пешком или ездил на велосипеде по окрестностям Поронино, расположенного в живописном месте. Из Поронино очень хорошо были видны Закопанские горы. Часто я принимал участие в прогулках Владимира Ильича. Однажды мы поехали в местечко Закопане, которое находилось недалеко от Поронино, а оттуда отправились на целый день в горы смотреть так называемое «Морское око». С нами был и третий товарищ, но точно не могу припомнить, был ли это т. Ганецкий, который тогда жил в Поронино, или кто-либо другой. Помню только, что до конца он с нами не дошел. За этот день раз двадцать начинался дождь и вперемежку с ним появлялось солнце.
Вымокли мы основательно. Во время дождя мы иногда прятались в какие-то избушки, очень похожие на сибирские этапные пункты, специально построенные для того, чтобы туристы могли укрываться в них от дождя. Лазали мы долго, поднимаясь высоко по камням и хватаясь за железные скобы, вделанные в скалы. Большую часть пути пришлось идти по тропинке над огромным обрывом. Красота была необычайная. Но когда мы дошли до «Морского ока», то оказалось, что облака закрыли все и ничего не было видно. Три раза мы начинали спускаться с горы и поднимались обратно, как только появлялось солнце, пока мы наконец не увидели глубокую впадину в горе, наполненную чистым снегом. Поздно ночью мы, промокшие и озябшие, вернулись в Поронино. Эта прогулка мне врезалась в память. Помнил ее и Владимир Ильич. В 1918–1919 гг., когда начались трения между наркомом путей сообщения и московским райкомом железнодорожников и Цекпрофсожем, где я тогда работал{188}, Ильич шутя мне несколько раз говорил, что лучше бы он сбросил меня в обрыв во время нашей закопанской прогулки.
В одну из таких прогулок Владимир Ильич изложил мне план подготовки партийного съезда. Вопрос этот предполагалось поставить на обсуждение совещания осенью 1913 г., на которое я должен был пригласить южан. В план Ильича входило приглашение на партийный съезд социал-демократов Латышского края и оппозицию в СДПиЛ — «розламовцев», для чего он перебирал товарищей, которых можно было бы послать к латышам. Я не возражал против приглашения польской оппозиции, но категорически настаивал на приглашении на партийный съезд Главного правления СДПиЛ[30]. Одновременно я предлагал известить об этом местные парторганизации СДПиЛ, чтобы последние знали, что не большевики повинны будут, если их Главное правление не пойдет на съезд, созываемый большевиками, и тем самым поставит себя вне рядов РСДРП. (Между большевиками и Главным правлением СДПиЛ были разногласия в вопросе о методах воссоздания РСДРП.) На это Владимир Ильич мне заявил, что теперь речь идет не о дипломатничании, а о создании боеспособной партии. Главное же правление СДПиЛ, если оно и придет на съезд, то только с тем, чтобы тормозить его работу.
Мне казалось, что если приедут на наш съезд представители из Польши с мест, то через них можно будет давить на Главное правление СДПиЛ, чтобы последнее приняло действительное и серьезное участие в работах центральных учреждений РСДРП, поэтому я с доводами Владимира Ильича не согласился. Тогда Владимир Ильич заявил мне, что в таком случае я не могу оставаться на центральной работе, и так как это совпало с моим желанием поступить на работу на завод, то было условлено, что я еду на местную работу в Питер или Москву. Я получил явку в Питер (с Москвой я сам был связан) и отправился на юг России выполнять задания Заграничного бюро Центрального Комитета.
ВОЛЬСК
1913–1914 гг.
Русскую границу я переехал по паспорту студента Б. Лондона, а в Варшаву мне т. Загорский прислал паспорт, по которому я жил в Москве в 1907 г., на имя Пимена Михайловича Санадирадзе, дворянина Кутаисской губернии. Документ был неважный, но другого у меня не было. Были ли у меня поручения для варшавской организации СДПиЛ (она была на стороне «розламовцев»), не помню, хотя я там виделся с несколькими товарищами — членами СДПиЛ.
Из Варшавы я поехал в Киев, где должен был видеться с тт. Петровским и Розмирович{189}. Выполняя поручение, я сообщил т. Розмирович, что т. Петровский должен поехать в Поронино, так как в конце сентября 1913 г. состоится заседание ЦК совместно с думской шестеркой (шесть членов Государственной думы от рабочей курии — большевики) и ответственными работниками областей{190}. Кроме того, я указал, сколько товарищей должны еще поехать по выбору т. Петровского с ним вместе из Киева и прилегающих городов на это совещание и от каких городов должны быть выделены товарищи для партийной школы, которую проектировалось открыть