Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2019 - Коллектив авторов
Жанна и Жак.
Жанне понравился Жака пиджак.
Жаку понравился Жанны жакет.
Жанна спросила:
– Вы местный?
– О, нет!
Я из Курчатова
Выбрался к Вам.
Можно придвинуться ближе, мадам?
Жанна сказала:
– Конечно. Прошу!
Можно, я капельку Вас укушу?
Жак ей ответил:
– Конечно.
Прошу!
Только я тоже Вас укушу.
Жанна и Жак
Завиляли хвостами.
Это любовь.
(Только чур, между нами).
Мечта
Я мечтаю стать ветеринаром!
Всех зверей лечить я буду даром!
– Приходите, кошки и собаки!
Что прививки делать больно —
Это враки!
У меня прививка будет сладкой
Вкусною сосискошоколадкой!
Настоящие фрегаты
Парит над фрегатом фрегат,
плывёт под фрегатом фрегат.
И каждый по-своему рад,
Что он настоящий фрегат.
Лимонное море
Однажды в море упал лимон.
Потом ещё один лимон.
Потом упало сто лимонов,
Потом ещё полмиллиона,
Потом пошёл лимонопад —
Лимонов выпал миллиард!
Проплыли крейсеры парадом,
И стало море лимонадом!
Просто
Просто лето.
Просто луг.
Просто Света.
Просто – друг.
мы уселись вместе с дедом
И читаем сказки вслух.
Хорошо. Уютно. Пахнет
Свежескошенной травой.
Мир прекрасен и распахнут
Потому, что он живой.
Адмиралы
С удивленьем шепчет адмирал:
– Посмотрите, на погоне адмирал!
И боится адмирал моргнуть,
Чтобы адмирала не спугнуть.
Косуля в полоску
Однажды
я встретила
в парке косулю.
Стояла косуля
в полоску косую,
Жевала траву
и о чём-то мечтая,
спросила:
– Хотите,
я вам почитаю?
Достала косуля
Красивую книжку
и стала читать мне
про кошку
и мышку.
Послушав косулю
в полоску косую,
спросила я:
– Можно,
я вас нарисую?
– Конечно, – сказала
косуля в полоску.
Но только,
прошу вас,
рисуйте
неброско.
И вот нарисован
косулин портрет.
Прекраснее в мире
конечно же
нет!
На нём нарисована
нежно и просто
косуля в косую-косую
полоску.
Осталась довольна
косуля моя.
Осталась довольна
косулею я.
Я детям читаю
косулину книжку,
Косуля гуляет
с портретом
под мышкой.
Хвостик
Мама-слониха
идёт по саванне.
У мамы-слонихи —
Внушительный рост.
Чтоб не отстать
От внушительной мамы,
держит слонёнок
Слониху за хвост.
Эссеистика, критика, рецензии
Николай Болдырев-Северский
Успеть умереть в Боге
Как известно, Новалис решил после смерти своей невесты умереть вслед за ней и, будучи человеком истинного благочестия и поэтом, использовал для своей цели не механические средства, вроде яда или пистолета, а довел себя до смерти постепенно, душевными усилиями и магическими приемами.
Герман Гессе
1
Лишь встреча с ужасом пробуждает человека. («Каждый ангел ужасен!» – Рильке в момент встречи с эпицентром этой силы, давшей ему критерий, что важно, а что нет и в каком направлении истина.) Солженицыну нужен был кошмар Гулага, чтобы прозреть. Достоевскому, как оказалось, была нужна каторга, чтобы понять себя в качестве русского и полюбить образ Христа.
Толстому нужно было пережить ночной арзамасский ужас, чтобы начать просыпаться от богатырского сна «общественно важной деятельности» и отправиться искать тропу для побега из запертости в бессмыслице «художественного стиля жизни». Толстой подвергает своих героев ужасу подступающей смерти, когда они понимают пустую тщетность своей здесь «занятости» и в момент пика отчаяния все же находят выход: точку входа в дом, в ту отчизну, где смерть лишь другое название для жизни. Особенно просто и ясно это явлено в «Хозяине и работнике»: гибнущему герою удается накрыть своим телом, обогреть и спасти в буквальном смысле слова ближнего, и в этом переживании-действии (исток которого Толстой называет «торжественным умилением») он спасает то единственное в себе, что может себя здесь спасти, что неподвластно тому морозу и бесконечной вьюжной тьме («мировой ночи» по Хайдеггеру), которых телу точно не пережить. Некая сила вталкивает «хозяина», купца второй гильдии Василия Андреевича, в это спасительное решение, и тихий восторг этого открытия блага перекрывает ужас жизненной бессмыслицы и аннигилирует его. В последний момент перед полным замерзанием внезапно найден «пропуск» в следующий этап жизни, этап другого уровня. Вообще это точка зрелости или ее возможности. Когда человек до нее доходит, он быстро становится готов к зрелому действию или творчеству. В этом, я думаю, одна из разгадок феномена ранних гениев и их ранних смертей. Поняв существование этого тоннеля, человек обретает свободу от мира окружающей машинерии и «всех сует». В этом, возможно, отчасти тайна ранней зрелости и скуки, безразличия к «телесным делам» Лермонтова. Возможно, первая же дуэль, первое стояние под дулом чужого пистолета, всамделишнее ожидание «полной гибели всерьез» внезапно расставило все точки над i.
Затем стремительный этап творческого возгорания и далее переход к скуке.
Некоторое полусознательное искание возможности благопристойного ухода.
Тому, кто обрел знание, заняться здесь (в здесь присутственна, конечно, временная, запертая в социуме, человеческая матрица), в сущности, нечем. Особенно посреди тысяч и даже целых миллионов тупо цепляющихся за чепуху и иллюзион. В европейской Ойкумене эпохи кали-юги знающему хана, у него нет здесь референтной группы. Могла ли она быть у Лермонтова? Эти жалкие его цеплянья за общение с «мартышками»…
Кажется, что у гения нет и не может быть «референтной группы»; считается, что именно обреченность на одиночество сотворяет гения. Но не все так просто. Гения-мудреца – да, но, скажем, не Пушкина. Вхождение Пушкина в зрелость как раз и начало вводить его в одиночество. Но вот у Новалиса (редкий случай в европейской истории)