Игра в городки - Юрий Николаевич Стоянов
Миша был одет в китайский френч, на котором цветными нитками был выткан огромный павлин. Он подсел к нам и громко предупредил:
– Сейчас мы будем общаться!
– Нет, Мишенька, – попросил Игорь, – не сейчас. Сейчас нет. Не обижайся, но мы тут с женами… давай в другой раз!
Мишка угрюмо посмотрел на нас:
– Ах так?! – Он повернулся к Никите Высоцкому и крикнул через весь зал: – Никита! Поди сюда! Расскажи им про отца!!!
Я, сидя в машине, вспоминал золотой век актерского ресторана в ЦДЛ и вдруг заметил в зеркале заднего вида, что метрах в тридцати от меня припарковалась черная «тойота» с тонированными стеклами. «Игорек приехал», – подумал я и вышел из машины. Из «тойоты» никто не появился. Я постучал указательным пальцем по часам на левой руке, давая понять Игорю, что, мол, пора, время! Он не выходил. «Трындит с кем-нибудь по телефону, гад. Опять у него дела, которые важнее меня!» – подумал я. И начал разыгрывать какой-то дурацкий этюд: я крутил пальцем у виска, оттягивал свои уши и подкладывал язык под нижнюю губу, выпучивал глаза, потом прохаживался с мобильником, изображая разговор, – типа я такой же деловой и востребованный, как Игорь. Потом задрал пальто и показал ему пятую точку, потом – известный американский жест средними пальцами обеих рук. Я, конечно, не Марсель Марсо, не Леонид Енгибаров, но мне казалось, что выразить свое отношение к человеку, который демонстративно не выходил из машины, мне удалось языком жестов. Пусть и непристойных. Я еще много чего пикантного изобразил на безлюдной, к счастью, Большой Никитской: задирал ногу над колесом, как это делают собаки, делал вид, что я самец гориллы в период гона, который ищет Игоря, и давал понять, что́ горилла с ним сделает, когда он выйдет из машины, и так далее… Вдруг водительская дверь джипа открылась и из нее вышел незнакомый мне огромный мужик в кожаной куртке. Это был явно не Игорь! Он сделал пару шагов в мою сторону и громко сказал:
– Я всегда считал вас хорошим артистом и интеллигентным человеком… А вы, оказывается, ДЕБИЛ! Конченый ИДИОТ!
Он отвернулся, покачал головой, развел руками, сел в машину и, перед тем как хлопнуть дверью, еще раз сказал: «И-ДИ-ОТ!» – плюнул на асфальт и уехал. А через тридцать секунд на его месте припарковался Игорь – на точно такой же машине. А номера? Я и свои-то не помню.
Действительно, идиот! Что тут еще скажешь?
Пленка
С пленкой для нашей видавшей виды камеры Sony в начале 90-х было туго. Новая кассета стоила тридцать долларов, а юзаная – десять. Никаких гарантий, что бэушная пленка будет незажеванная, никто не давал, и понять, сколько раз на нее снимали, было невозможно. У нашего продюсера Сани Жукова, помимо «Городка», был еще один бизнес. Основной. Он с мобильной съемочной группой (не больше трех человек) летал в Чечню и снимал там военные репортажи для немецких СМИ. Платили валютой. Пленку выдавали, естественно, новую. После перезаписи и «перегонки» пленка доставалась нам за десять баксов, и мы точно знали, что она практически новая.
Монтируем мы как-то очередной выпуск «Городка». Очень смешной сюжет. Сами смеемся, что бывало редко. Решили в очередной раз насладиться материалом. Монтажер Паша нажимает кнопку PLAY. И после того как я падаю в кадре на задницу, на секунду возникает белое «поле» с полосками и прямо в стык – лежит раненый солдатик, его перевязывают, грохот от взрывов и стрельбы стоит невероятный. А потом крики оператора, невыключенная камера болтается в руках и снимает бегущие ноги, которые забегают в окоп… Потом опять «подрыв» пленки, белое поле с царапинами – и снова я лежу на асфальте и корчусь от ненастоящей боли, а Илюша что-то смешно причитает. Наверное, мы на наших съемках неправильно прописали тайм-код. Вот и всплыла предыдущая запись. Такое бывает.
Помолчали мы с минуту и продолжили монтировать нашу смешную передачу в несмешное время.
А ноги на тех кадрах в Чечне были нашего оператора Мити. Между съемками «Городка» он тоже вместе с Саней летал в горячие точки. Там платили больше.
Боба
Мы возвращались с гастролей из Москвы в Ленинград на «Красной стреле». Это было в 1979 году. Молодые артисты Большого драматического театра на спор отжимались от пола прямо в коридоре купейного вагона. Кто больше? Виталик Юшков отжался двадцать раз. Для человека, который выпил стакан водки, это был хороший результат. Женька Соляков был постарше, ему уже сорок стукнуло, – четырнадцать отжиманий. Толя Подшивалов выглянул из купе и сказал:
– Жека! Если бы в 1970-м софит упал не мне на голову, а тебе, ты бы сейчас пил, а я бы отжимался. Я бы всех вас сделал!
Из купе, в котором ехал Толя, раздался голос Бобы Слёзкина:
– Толя, если бы в семидесятом тебя на съемках не припечатало софитом, ты бы сейчас ехал не с нами, а в вагоне СВ – с народными! А если бы долбануло Жеку, то в принципе ничего бы не изменилось ни в статусе вагона, ни в количестве ролей и отжиманий!.. Ну, чего там у вас?
Боба вышел в коридор, лег на ковровую дорожку и, повернув голову, сказал мне:
– Сынок, считай!
Боба отжался пятьдесят раз. Последние двадцать – на кулаках. Он встал, отряхнул ладони и пошел в сторону тамбура, напевая: «…Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведет!» За два дня до начала гастролей Бобе исполнилось пятьдесят шесть лет.
Сейчас в интернете про него написано: «Борис Слёзкин. Американский артист». Да какой, на фиг, американский?!
Американским он стал в 1980 году. После эмиграции.
Перед отъездом из Союза Борис должен был пройти чистилище партсобрания театра, где его нужно было исключить из рядов КПСС. Обязательная в те годы процедура. Бывший сапер, получивший Орден Красной Звезды за переправу через Вислу, воевавший с сентября 1941 года на Ленинградском фронте аж по 1946-й, поскольку участвовал еще и в Японской кампании, – надел в тот день все свои ордена и медали. Зашел в репетиционный зал, где заседал партком, и с порога сказал:
– Давайте, ребята, исключайте меня из партии. Только быстро.
Один пожилой народный артист ответил:
– А ты нас, Боря, не торопи, не надо нас торопить. А чего ты награды-то нацепил? Это чтобы нам стыдно было?! Так ты здесь не единственный ветеран. Ты пиджачок-то