Якоб Бёме - Герхард Вер
Между 1621 и 1624 годами Бёме шесть раз отправляется в странствие по Силезии. «Теософские послания» во многих случаях имеют своим отправным пунктом намеренные и случайные встречи во время этих поездок. Маршруты Бёме пролегают через Бреславль, Штригау, Глогау, Бунцлау и Лигниц. Господа фон Зоммерфельд из Варты, фон Герсдорф из Вайхау и Эндер из Леопольдсхайна и не в последнюю очередь фон Швайнихен из Швайнхауза часто упоминаются в этой связи. У Иоганна Теодора фон Чеша, у которого в 1622 году состоится не особенно удавшийся диспут — Бёме, видимо, не силен в публичных выступлениях, — он встречает Абрахама фон Франкенберга, своего первого биографа. Мы можем только строить предположения о том, что обсуждалось во время подобных встреч. В фокусе стоит вопрос о Полной Реформации, которая должна быть беспримерно широкой, целью которой должно быть фундаментальное изменение человека и всего мира. Бёме, кажется, видит свою задачу в том, чтобы подготовить некий круг людей, способных воспринять духовную реальность этой Реформации. Это было возможно не посредством книг, но через интимное душевное руководство. Иоахиму Морзиусу, розенкрейцеру из Любека, он делает следующие намеки: «Но я говорю Вам, мой дорогой, что до сих пор в моих книгах Вы уловили только отблески, поскольку не обо всем можно написать». На первых порах человек должен вступить в «настоящую теософскую школу Пятидесятницы, потому что там душа будет обучена Богом»[27]. Процесс, который начинается внутри каждого человека и который должен проявиться в мире, не терпит отлагательства. «Пусть никто не ждет подходящего времени. Оно уже пришло. Кого оно отметит, того отметит, тот, кто бодрствует, узрит, и тот, кто спит, не узрит. Это время уже пришло, и оно проявит себя скоро, тот, кто бодрствует, узрит его… Знайте же, в ваших полночных странах расцветает Лилия!»[28] Это и есть пароль посвященных.
Знающие, не ослепленные суевериями своего времени, трудятся вместе с Бёме над изготовлением «Lapis Philosophorum» — алхимического камня мудрости. Впрочем, еще в «Утренней заре» он предостерегает от того, чтобы его принимали за практикующего алхимика: «Ты не должен считать меня алхимиком, потому что я пишу только из познания Духа, а не из опыта»[29]. И тем не менее он не скрывает интереса, с каким следит за работой над философским камнем. «Но серебро и золото мертвы в их понятности — это всего лишь серый камень сравнительно с корнем небесного рождения»[30]. И все же это не удержало Бёме, занятого прежде всего контролем за соблюдением дисциплины излечения, время от времени давать указания о приготовлении философского камня[31].
Один из тех, кто не просто воспринял с интересом учение Бёме, но и пережил внутреннее обращение и смену помыслов, — Иоганн Сигизмунд фон Швайнихен. В жизни Бёме он сыграл такую же роль, как Карл фон Эндер, который открыл «Утреннюю зарю» публике. В конце 1623 года Швайнихен решается издать книгу, содержащую три небольших, но важных для процесса духовного созревания текста, на что сам Бёме никогда бы не отважился. Благодарный Швайнихен считает себя обязанным воздать своему духовному руководителю подобающую честь. Но какова реакция общественности?
В начале 1624 года у гёрлицкого печатника Иоганна Рамба появляется книга Бёме «Путь ко Христу». После обязательства молчания, данного в 1613 году, могло создаться впечатление, что Бёме придерживается соглашения, — теперь, после издания книги, положение меняется. Под знаком молчания вплоть до этого момента могли копироваться и распространяться все тексты, которые были написаны до конца 1623 года. Но издание «Пути ко Христу» старший пастор Грегор Рихтер воспринял как вызов, на который он прореагировал в присущем ему неделовом стиле. Пойкерт комментирует это так: «Ярость старшего пастора излилась на сапожника и его «заблуждение» безмерно и грубо. Гёрлиц был в бешенстве и полон брани, народ рукоплескал Рихтеру». Книга содержит, по мнению Рихтера, столько богохульств, сколько в ней строк. Она воняет сапожной ваксой, смолой. И с пафосом инквизитора Рихтер добавляет: «Тяжелые наказания падут на те места, в которых подобного рода богохульства без помех могут быть измышлены, написаны и вызывать сочувствие». Тем самым он официально дает понять, в какой опасности находится община верующих в Гёрлице, соблазняемая ересью Бёме. Сапожник оспаривает вечность Бога-Отца и вместо троичности говорит о четверичности. Правоверный пастырь душ не очень сдерживается и называет почтенного ремесленника прямо с кафедры подлецом. Ему удается подвергнуть члена своей общины диффамации и за пределами ближайшей округи.
Бреславль. Гравюра XVII века
Бёме, который в данный момент был в отъезде, узнает об этом с возмущением и гневом. 5 марта он доверительно сообщает Мартину Мозеру в Гольдберг, что «продиктованное самим сатаной» обвинительное послание Рихтера имеет и свою положительную сторону, «так как теперь почти все — дворяне и ученые, а также простые люди — хотят читать эту книгу и желают узнать о ней, так что эта книжка в скором времени прогремит по всей Европе, обойдет ее и будет всеми весьма любима»[32]. При дворе саксонского курфюрста интересуются Бёме, и он уже принял приглашение к «концу лейпцигской мессы». «Кто знает, чем все это может кончиться, быть может, бесстыдному хулителю и удастся заткнуть рот и распространить истину». 26 марта Бёме, вернувшегося домой, приглашают на собрание городского совета, который, однако, не приходит ни к какому определенному решению. То ли магистрат, не одобряя обвинений старшего пастора, в то же время не хотел открыто выступить против него, то ли казалось разумным попытаться побудить Бёме покинуть город. Во всяком случае, обсуждение показало, что обвиняемый нашел себе защитников в совете. Впрочем, удивляет то обстоятельство, что не искушенный в красноречии сапожник не получает помощи со стороны своих друзей. Как раз в этот момент он остро нуждался в поддержке, к тому же Бёме был не способен платить своим преследователям той же монетой. В январе 1624 года это дело перестало быть предметом лишь его собственной заботы, оно стало теперь предметом публичных обсуждений. Теперь речь идет не о частных убеждениях незначительного ремесленника, а скорее о фундаментальном вопросе религиозной свободы, который ставит под сомнение пастырь его общины.
Алхимик в лаборатории. Гравюра
