Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

На этом встреча закончилась.

Министр обороны маршал Малиновский радостно поддержал Хрущева:

– Нечего с ними цацкаться.

Громыко на склоне лет писал в своей книге: «Я иду за Хрущевым, а в голове одна мысль: “Чистый выпендреж!” Хрущев теряет контроль над собой, что для государственного деятеля недопустимо». В воспоминаниях Громыко осудил Хрущева за то, что он покинул парижскую встречу и сорвал визит Эйзенхауэра в СССР.

Но в тот момент Громыко действовал несколько иначе. Для высокой делегации, вспоминал сотрудник советского посольства в Париже Владимир Всеволодович Снегирев, доставили немалый запас продовольствия. Чтобы добро не пропадало, в посольстве устроили большой ужин. Первый тост произнес министр обороны Малиновский:

– Мы здесь, в Париже, были свидетелями исторического события, когда наш дорогой Никита Сергеевич со свойственным ему умением загнал этого зажиревшего буржуя в угол и заставил его извиваться.

Громыко не отставал и заговорил о гениальности «нашего дорогого Никиты Сергеевича». Андрей Андреевич взирал на первого секретаря с показным восторгом, хотя непредсказуемость и импровизации Хрущева часто его пугали.

Николай Митрофанович Луньков, посол в Норвегии, вспоминал визит Хрущева в Осло. Во время прогулки Хрущев, его зять, главный редактор «Известий» Алексей Аджубей, и главный редактор «Правды» Павел Сатюков ушли вперед. Громыко инструктировал Лунькова:

– Вы поравняйтесь с Никитой Сергеевичем и побудьте рядом на случай, если возникнут какие-либо чисто норвежские вопросы.

В тот момент, когда Луньков приблизился, Хрущев оживленно говорил Аджубею и Сатюкову:

– Слушайте, как вы думаете, что, если у нас создать две партии – рабочую и крестьянскую?

При этом он оглянулся и выразительно посмотрел на Лунькова. Тот понял, что надо отстать. Посол на ухо пересказал Громыко услышанное. Громыко осторожно заметил:

– Да, это интересно. Но вы об этом никому не говорите.

Раз встреча с американским президентом отменилась, то в сентябре 1960 года Хрущев отправился в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Вместе со всей делегацией он плыл на турбоэлектроходе «Балтика». Это немецкое судно досталось советскому флоту после войны в качестве трофея, его назвали «Вячеслав Молотов». После изгнания Молотова с партийного Олимпа теплоход переименовали в «Балтику».

Хрущев. 1960-е

[РГАСПИ]

Никита Сергеевич жил в люксе «А» по левому борту. Рано утром он появлялся на палубе и дышал свежим воздухом. Гулял даже в сильнейший шторм. По судовому радио крутили его любимую песню «Рушничок». Время от времени поднимался на мостик, чтобы перемолвиться словом с капитаном Павлом Алексеевичем Майоровым. Вечером в музыкальном салоне смотрел кинофильмы. Ровно в одиннадцать уходил в свою каюту. Но на судне Хрущев не отдыхал, а работал – диктовал стенографисткам наброски своих будущих выступлений в Нью-Йорке.

Он подтрунивал над Громыко. Говорил своему окружению:

– Смотрите, как молодо выглядит Андрей Андреевич. Ни одного седого волоска. Сразу видно, что он сидит себе в своем уютном закутке и чаек попивает.

Громыко делал вид, что ему смешно.

В Нью-Йорке у экипажа турбоэлектрохода произошло неприятнейшее происшествие. В город отпустили группу механиков, и сбежал котельный машинист, эстонец Виктор Адольфович Яаниметс. Он попросил у американцев политического убежища. В другой ситуации капитану судна не поздоровилось бы, но Никита Сергеевич не захотел поднимать шум.

Хрущев был сильно недоволен деятельностью ООН, где большинство стран голосовало против Советского Союза. Он пытался сместить тогдашнего генерального секретаря Дага Хаммаршельда и предлагал перевести штаб-квартиру из Нью-Йорка в другое место. Никита Сергеевич присутствовал на всех заседаниях Генеральной Ассамблеи, хотя руководители государств обычно не тратят на это времени. И так вовлекся в дискуссию, что взялся за башмак…

После возвращения в Москву, 15 октября 1960 года, на заседании Президиума ЦК Хрущев отчитался о командировке в Нью-Йорк. Громыко веско добавил, что поездка «намного укрепила наши внешнеполитические позиции».

Слово получил и сопровождавший Хрущева главный редактор «Правды» Павел Сатюков:

– Западники вопили, что разрушаются парламентские традиции. Но поездка товарища Хрущева является самой великой поездкой. Резонанс в мире огромный, победа колоссальная.

Поездку в ООН вспомнили и на очередном партийном съезде. Но не Громыко.

– Там годами царила тошнотворная атмосфера парадности и так называемого классического парламентаризма, – вдохновенно рассказывал главный редактор «Известий» Алексей Аджубей с трибуны партийного съезда. – Советская делегация развеяла эту мертвящую скуку… Когда уставали кулаки, которыми делегаты социалистического лагеря барабанили по столам в знак протеста, находились и другие способы для обуздания фарисеев и лжецов. Может быть, это и шокировало дипломатических дам западного мира, но просто здорово было, когда товарищ Хрущев однажды, во время одной из провокационных речей, которую произносил западный дипломат, снял ботинок и начал им стучать по столу.

Зал партийного съезда взорвался аплодисментами.

– Причем, – продолжал Аджубей, – Никита Сергеевич Хрущев ботинок положил таким образом (впереди нашей делегации сидела делегация фашистской Испании), что носок ботинка почти упирался в шею франкистского министра иностранных дел, но не полностью. В данном случае была проявлена дипломатическая гибкость!

В зале смеялись и аплодировали. Когда Хрущева снимут, этот эпизод в ООН те же самые люди поставят ему в упрек и назовут невиданным позором.

В Нью-Йорке Хрущев встретился с Фиделем Кастро, который взял власть на Кубе. Встреча имела далеко идущие последствия.

На грани войны: карибский кризис

В июне 1961 года министр Громыко организовал встречу Хрущева и нового американского президента Джона Фицджеральда Кеннеди.

Кеннеди и Хрущев встретились на нейтральной территории – в Вене. Они присматривались друг к другу. Кеннеди предложил принять совместное заявление об отказе от войны как средства решения конфликтов. Хрущев отверг предложение, потому что это лишало его возможности участвовать в антиимпериалистической борьбе, то есть давать оружие и посылать войска в помощь всем, кто такой помощи попросит.

Никита Сергеевич был разочарован тем, что на смену такому опытному политику, как Дуайт Эйзенхауэр, пришел совсем новый человек, моложе советского руководителя на двадцать с лишним лет.

Считается, будто на встрече в Вене американский президент произвел на Хрущева впечатление несмышленыша, с которым нетрудно будет справиться, что привело к идее отправить на Кубу ракетно-ядерное оружие.

Но это решение было принято в Москве еще до встречи с Кеннеди, 18 мая 1962 года, на заседании Совета обороны, а задумано Хрущевым еще раньше. Беседа с новым президентом могла лишь дополнительно убедить Хрущева в правильности его замысла.

В Вене Хрущев спросил Кеннеди:

– Господин президент, а сколько вам лет?

Джон Кеннеди ответил.

Хрущев задумчиво сказал:

Дж. Кеннеди, Н.С. Хрущев и А.А. Громыко в Вене. Июнь 1961

[ТАСС]