Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2019 - Коллектив авторов

«Когда стихи похожи на стихи…»

   Когда стихи похожи на стихи,

   А музыка на музыку похожа,

   Ты падаешь в лишайники и мхи

   И впитываешь жабрами и кожей.

А вот, гляди, мелодия горька,

И больно от неё во рту, и сухо,

Горячий звук чужого языка,

Неслышный человеческому уху.

«Самые несчастные люди —…»

   Самые несчастные люди —

   те, кто ни разу не убегал из детского сада.

   Нельзя убегать.

   Валентина Степановна расстроится,

   скажет заведующей.

   Заведующая, хоть и сволочь, расстроится,

   позвонит маме.

   Мама расстроится, упадёт в обморок.

   Мамины сослуживицы,

   все 124 интеллигентные дамы,

расстроятся,

перестанут работать.

Директор маминого издательства расстроится,

нарушит договорённости

по международным контрактам.

Государство недополучит валюты

и расстроится…

Извините, мне срочно нужно домой.

У меня там пластмассовый грузовик

совершенно один

и очень хочет кататься.

«В равнодушье к миру гордом…»

  В равнодушье к миру гордом

  Начиналась наша жизнь,

  С новым богом, с новым чёртом!

  Ты же личность – не стыдись.

На витрине – список родин,

Жми на кнопку – повезёт,

Человек теперь свободен,

Человеку можно всё.

Лишь к расколотым кумирам

Не ходи при свете дня…

Как я встану перед миром,

Как он взглянет на меня?

По слепым разбитым векам

Мажет заревом рассвет,

Как остаться человеком,

Если мира больше нет?

«Обыденней, зато и филигранней…»

   Обыденней, зато и филигранней

   Просчитывает прошлое тебя,

   Я нахожусь в дешёвом балагане

   Из ветоши, из пыльного тряпья.

И снова мне показывают фокус,

Мгновения идут порожняком,

А я стою, раскрыв черешнеокость,

Заворожённым сельским сопляком.

Ну, волшебство, понятно. Уж кому там

Узнать секрет? Сгоришь, того гляди.

Мы с детства беззащитны перед чудом,

Когда оно решит произойти.

Безветрие, опомнись и сыграй-ка

Вот эту фразу справа от черты,

Реальности похрустывает калька,

И сквозь неё просвечиваешь ты.

Блейк (очень вольный перевод)

Тигра, тигра, дух равнин,

Ни медведь тебя, ни свин

Не затмят в сердцах детей,

Средоточие когтей!

О тебе, мятежный дух,

Пел пыхтелки Винни-Пух,

И во тьме Слонопотам

По твоим ходил следам!

Кто тебя усильем жил

Из семи фрагментов сшил,

Вывернул в один приём

И набил всего тряпьём?

Вышиты иглою чьей

Шёлк и гладь твоих очей?

Описал ли твой Линней

Шкуру, зарева страшней?

Из каких забытых книг

Ты умеешь делать прыг?

В детской или же в лесу

Я за хвост тебя несу?

И медведя, и осла

Чья рука тогда несла?

Помни, с рук тебя кормил

Крис – иначе Робин – Милн.

«– Не к тому готовились. Готовы…»

  – Не к тому готовились. Готовы

  Знать, что мир изловит и разъест?

  Для чего вам истина, и кто вы?

  – Соискатель времени и мест.

  – Время опирается на метод,

  А у вас основы ни одной,

  Что вы позволяете себе тут?

  – Оперся о дерево спиной.

– По какому праву вами (прочерк)

Вырезана складка у бровей?

Вы решили, будто лучше прочих?

– Это вряд ли. Может быть, живей.

– Опустите голову, смотрите

Ниже! Запрокинувшись в зарю,

Вы кому всё это говорите?

– Богу, богу это говорю…

«Душ выключи. Забудь о феврале…»

   Душ выключи. Забудь о феврале.

   Взгляни в окно расслабленно и бегло:

   Там зной решился в паспортном столе

   Переменить фамилию на пекло.

Река мелела, погибал ручей,

Бежала прочь вечерняя прохлада,

И небо становилось горячей

Сковороды обещанного ада.

Безветрие играло в города,

Жара крошила скулы истукана,

И высыхала горькая вода

В глазницах мирового океана.

«Тело, заблудившись в темноте…»

  Тело, заблудившись в темноте,

  Книгу не найдя у изголовья,

  Пьёт, роняет, ходит по воде,

  Пьёт и занимается любовью.

Пьёт и ждёт прихода ле лю гри,

Ест малину, чтобы пропотело,

И не отвечают только три

Пункта из меню контроля тела.

Судорогой знание свело.

Чем ещё, тестируя, заняться?

Три, и только: чувствовать тепло,

Пребывать в покое, не бояться.

В темноте мерцает существо

Взятого из подсознанья керна…

Три всего лишь. Это ничего.

Это можно обойтись.

Наверно.

«Да, в тебе без упрёков и стонов…»

  Да, в тебе без упрёков и стонов

  Нечувствительно умер народ:

  Космонавт Алексей А. Леонов,

  Роберт Бойль и Эдме Мариотт,

Два поэта, и Белый, и Рыжий,

Джонни Кеннеди, Ганди Раджив…

Но зато шизофреник, я вижу,

До сих пор замечательно жив.

За венка твоего стробоскопом

И на каторгу прямо с Сенной,

Разумеется, женщины скопом

Абсолютно согласны со мной,

А мужчины ярятся на это

И меня упрекают за вкус.

Но ты всё ещё лучшее лето

Королевства Советский Союз.

«Уют чужой известной переменной…»

   Уют чужой известной переменной,

   Пустой избы, протопленной дотла,

   Внутри летящей в стороны Вселенной

   Ещё