Валериан Куйбышев. «Буду отстаивать свою программу» - Андрей Иванович Колганов

В октябре 1931 года на плечи Куйбышева ложатся новые обязанности – постановлением Совнаркома от 17 октября 1931 года образуется Комитет резервов при Совете Труда и Обороны, его председателем назначается Куйбышев.

Помимо множества дополнительных обязанностей, которые ему приходилось нести наряду с основной плановой работой, разработка годовых планов и второй пятилетки сталкивалась и с трудностями другого рода. Нереально высокие плановые задания, нависшие как дамоклов меч над хозяйственными руководителями, с неизбежностью породили такой способ «выполнения планов», как приписки в отчетности. В свою очередь, широкое распространение этого явления (подрывавшего достоверность данных, на которые опирались управляющие инстанции для принятия решений), вызвало резкую реакцию властей. Политбюро ЦК ВКП(б) 8 января 1932 года, рассмотрев п. 11 повестки дня, приняло решение:

«а) Установить, что за дачу неправильных цифровых данных, намеренно искаженных в сторону увеличения или уменьшения, виновные привлекаются к уголовной ответственности с предварительным арестом»[654].

Тем же пунктом повестки дня прошло решение вернуть Н. Осинского (Валериана Валериановича Оболенского), прежнего главу ликвидированного ЦСУ, на должность начальника нового статистического органа – Центрального управления народно-хозяйственного учета (ЦУНХУ) при Госплане СССР[655]. Это решение свидетельство о потребности высшего партийного руководства иметь в своих руках достоверную статистику. Но и желание получать приглаженные цифры, как мы увидим далее, тоже никуда не делось…

Постановление СНК СССР об образовании Комитета резервов при Совете Труда и Обороны СССР

17 октября 1931

[Из открытых источников]

Пунктом 35 повестки дня решался вопрос о том, какие предложения по второй пятилетке выносить на XVII партконференцию. Куйбышеву было дано соответствующее поручение:

«б) Предложить т. Куйбышеву проект тезисов о второй пятилетке представить к 12 января 1932 г.»[656].

А 30 января 1932 года решением пленума ЦК ВКП(б) доклад Куйбышева был поставлен в порядок дня XVII партконференции.

На XVII партконференцию в январе 1932 года Куйбышев выходит с плановыми предположениями, уже значительно более радикально скорректированными в сторону снижения, хотя и остающимися все еще недостаточно реальными. Прежде всего оторванным от реальности был основной замысел первой пятилетки, который Куйбышев сформулировал так: «…разрешив в первое пятилетие задачу построения фундамента социалистической экономики, для второй пятилетки мы ставим задачу построения в СССР социалистического общества»[657]. Расшифровывая этот тезис, Валериан Владимирович утверждал: «Налицо все возможности для того, чтобы директива “догнать, а затем превзойти уровень передовых капиталистических стран” была во втором пятилетии осуществлена по целому ряду отраслей народного хозяйства»[658]. Реальное положение дел было, однако, таково, что эту директиву не удалось бы реализовать даже при полном выполнении тех, все еще явно завышенных установок по объему производства, которые предлагал председатель коллегии Госплана СССР в своем докладе. Куйбышев убеждал делегатов конференции, что «мы сумеем общую массу промышленной продукции к концу пятилетия увеличить в 2 1/2 раза в сравнении с 1932 г.»[659]. По отдельным видам продукции предполагалось выплавить 22 млн тонн чугуна, произвести 170 тыс. тракторов, добыть 250 млн тонн угля и 80–90 млн тонн нефти[660]. Это было уже заметно меньше, чем в проектировках лета 1931 года. Однако и эти директивы, принятые партконференцией, затем пришлось пересматривать в сторону снижения.

Куйбышев в своем выступлении на XVII партконференции заверял: «Вторая пятилетка явится пятилеткой невиданного развития производительных сил страны, пятилеткой коренной технической реконструкции всех отраслей народного хозяйства, пятилеткой построения бесклассового социалистического общества»[661]. Однако вряд ли можно было бы назвать «бесклассовым социалистическим обществом» такое, где не достигнута даже всеобщая грамотность, где преобладает тяжелый физический труд не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности, где правящая бюрократия отгородилась от общества, создав собственные закрытые для всех прочих граждан магазины, столовые, ателье, отдельные системы обеспечения отдыха и т. д. Чтобы решить проблемы глубоких различий между городом и деревней, между работниками умственного и физического труда, чтобы решить вопрос существенного подъема благосостояния масс, надо было достигнуть таких рубежей социально-экономического развития, взять которые за пять (и даже за десять, за пятнадцать лет) нельзя было рассчитывать. Да и утверждение, что за первую пятилетку уже построен «фундамент социализма», не имело ничего общего с реальностью – достаточно было сравнить уровень развития производительных сил в СССР с уровнем наиболее развитых капиталистических государств.

Понимал ли это Куйбышев? Скорее всего, да. Но он предпочитал, вслед за остальной партийной верхушкой, представлять все проблемы как «временные трудности» и «пережитки прошлого», которые в ближайшее же время будут преодолены, а образовавшийся и углубляющийся разрыв между бюрократией и основной массой трудящихся – как нечто вполне естественное, нисколько не ставящее под сомнение картину строительства социалистического общества. Тем не менее, рисуя благостную официальную картину, Куйбышев не мог не чувствовать разлада между произносимыми с трибун лозунгами и реальным положением дел. И постепенно этот разлад стал сказываться и на самом Валериане Владимировиче.

Трудно было избежать такого разлада, когда сам Куйбышев настойчиво добивался развития научных методов планирования, требовал опираться в разработке планов на материальные балансы, избегать диспропорций в народном хозяйстве или, во всяком случае, двигаться к их преодолению. Но вот как совместить эти требования научно обоснованного подхода к планированию с желаниями партийного руководства перескочить через объективные возможности экономического развития? Куйбышев все же пытался разрешить это противоречие путем корректировки первоначальных замыслов в более реалистичном направлении. Но этот поворот к реализму происходил с большим трудом.

Несмотря на возрастающие нагрузки по работе и неизбежное нервное напряжение, вызванное попытками совместить требуемое и возможное, Куйбышев не менял привычного образа жизни. У него на даче собирались родные и близкие, частенько захаживали гости, да и сам Куйбышев нередко бывал в гостях – например, в гостях у редактора «Известий» Ивана Михайловича Гронского, где собирались художники, писатели и артисты и где любили бывать и партийные работники самого высокого ранга.

Среди всей этой публики Валериан Владимирович довольно близко общался с художником Василием Семеновичем Сварогом (Корочкиным). Сварог был довольно известным художником, начавшим свою карьеру еще до революции. Его работы ценил Илья Репин. Сварог нередко гостил у Куйбышева на даче, а Куйбышев бывал на даче у Сварога. Доводилось им и отдыхать вместе в Крыму. Куйбышев и Сварог частенько играли в шахматы, причем осторожный и расчетливый Куйбышев обычно выигрывал у темпераментного Сварога. В 1932 году Василий Семенович написал портрет Куйбышева, задумавшегося над шахматной доской. К слову сказать, Куйбышев играл в шахматы и со своей женой Ольгой Андреевной, что запечатлено на одной из их фотографий.

Что же касается