Катюша - Игорь Николаевич Осинский
Там, наверху, об этих слабых местах нового оружия могли даже не догадываться. Но Флерова они беспокоили.
–– Как думаешь? Не стоит ли изложить наши замечания по ракетным установкам в Москву? – поинтересовался капитан мнением комиссара.
Политрук задумался.
–– Тут, Иван Андреевич, палка о двух концах. С одной стороны, мы обязаны это сделать. Ракетные установки выпускаются уже серийно. И было бы неплохо подправить шероховатости. С другой стороны, решатся ли, получив наше донесение, сообщить о нем Верховному? Характер у него крутой. А вдруг посчитает, что это обычное злопыхательство?!
И все-таки решили, что рассказать о накопленном батареей опыте боевых действий и тех трудностях, с которыми пришлось столкнуться в ходе испытаний нового оружия, их прямой долг. С докладной запиской на имя командования Флеров отправил в Москву с первой оказией лейтенанта Науменко. Вручая ему запечатанный конверт, сказал:
–– В записке всего не изложишь. Да и не мастак я по литературной части. Расскажите при встрече подробнее о нашей «катюше». Передайте список офицеров и солдат батареи, которых я представляю к награждению. Лично от себя подтвердите: каждый боец достоин высокой награды.
Напомнил:
–– В экстренной ситуации записку уничтожить. Даже такие отрывочные сведения, попади они в руки врага, помогут ему разгадать тайну нового оружия.
По прибытии в столицу Науменко вручил докладную записку члену Военного совета частей реактивной артиллерии генерал-лейтенанту П. А. Дегтяреву. К сожалению, полностью выполнить наказ Флерова лейтенант не сумел. Побеседовать с ним у генерала времени не нашлось, встреча длилась всего несколько минут. Не придал он значения и наградным листам, подписанным командиром и комиссаром батареи…
После Ельни, находясь в составе 24-й армии, батарея Флерова почти весь сентябрь провела в обороне, лишь изредка нанося удары по скоплениям противника на правом берегу Десны. 25 сентября ее в срочном порядке передислоцировали в зону действий 43-й армии, оборонявшейся вдоль шоссе Рославль – Спас-Деменск. Флеров часто ездил на армейский командный пункт, бывал и на КП стрелковых дивизий и полков: всюду царило тревожное настроение, все ожидали крупного вражеского наступления.
Однажды капитан возвратился в батарею в возбужденном состоянии. Приказал собрать весь личный состав. О причине экстренного сбора не сказал даже политруку. Все с любопытством ожидали, что сообщит командир.
–– Поздравляю вас, товарищи ракетчики! Нашей батарее, как и всему дивизиону, присвоено звание «гвардейская». Оно…
Речь капитана прервало троекратное «ура». Выждав, когда всеобщее возбуждение спадет, Флеров продолжил:
–– Звание гвардейцев обязывает ко многому. Комиссар подробнее расскажет вам о его предыстории. Я же хочу подчеркнуть: отныне мы не имеем права на проявление даже небольшой слабости, на паникерство. И должны бить врага с утроенной силой. И коль уж назвали нашу установку дорогим всем нам женским именем «катюша», пусть каждый фриц узнает, как неласково она для них поет!
Короткое выступление командира продолжил политрук:
–– Под гвардией, товарищи красноармейцы, во все времена подразумевалась отборная, привилегированная часть войск. Их называли по-разному: «священной дружиной», «царскими любимцами» «корпусом бессмертных…» А главными качествами считались и считаются по сей день преданность Родине, верность долгу, особый боевой дух и высочайшее воинское мастерство. В царской России почетным командиром старейшего гвардейского полка – Преображенского – числился сам император. Быть переведенным из гвардии в обычные подразделения армии считалось наказанием. Присвоение батарее звания «гвардейская» – честь, выше которой нет в Красной Армии. И мы должны оправдать ее…
Активные действия немцы возобновили 2 октября 1941 года. После мощной артиллерийской и авиационной подготовки противник бросил против 43-й армии крупную группировку танков и, несмотря на упорное сопротивление наших войск, уже к вечеру прорвал тактическую полосу обороны. 4 октября были взяты Спас-Деменск и Ельня; 5-го – Юхнов. За три дня боев батарея, отступая вместе с передовыми частями. Ракет осталось всего на несколько залпов.
Флеров все эти дни почти не смыкал глаз. Он сильно осунулся, похудел. Батарея, уже не ведя огня, двигалась по проселочным дорогам в тыл, по направлению к Вязьме. Связь с командованием дивизиона и штабом армии прервалась. На исходе был запас горючего. Таяло на глазах продовольствие, которым снабдили партизаны. Сначала шли вместе с частями 43-й армии, затем, оказавшись в тылу врага, в одиночку. Так легче было укрыться от преследования, потому что над колонной постоянно висел вражеский самолет-разведчик, названный фронтовиками за причудливый фюзеляж «рамой».
Из разговоров, которые радистам удавалось подслушать, подключаясь к немецким линиям связи, капитан знал, что кольцо вокруг батареи сжимается, и в любой момент они могут оказаться лицом к лицу с противником. Приходилось действовать крайне осторожно, тщательно выверяя каждый шаг.
Обсудив сложившуюся ситуацию с Сериковым и Журавлевым, Флеров принял решение слить весь остаток бензина в баки пусковых установок и нескольких транспортных машин. Остальные автомобили размонтировали, их двигатели законсервировали и зарыли в землю, пометив это место на карте. В таком облегченном составе вечером 5 октября батарея снова тронулась в путь, стремясь скрытно, глухими лесными дорогами оторваться от разведки противника, а затем пробиться к Вязьме или Можайску.
Трагизм положения заключался в том, что ракетчики в силу особой секретности их миссии не могли рассчитывать даже на помощь местного населения. Почти в каждом селе имелись полицаи. На них легко было нарваться, пытаясь установить контакт с жителями. Флеров знал, что на оккупированной фашистами территории уже действуют партизанские отряды. Но как выйти на них?
Как на ту беду, зарядили холодные дожди. По ночам температура опускалась почти до нуля.
Понимая, как тяжело приходится бойцам, большинство которых были совсем молодыми людьми, по сути дела, еще не сталкивавшимися в своей жизни с серьезными испытаниями, Флеров беспокоился за их морально-психологическое состояние. По вечерам частенько беседовал на эту тему с политруком, парторгом и комсоргом.
–– Упаднических настроений нет, хотя силы у всех, и физические, и моральные, на исходе, – успокаивал командира Журавлев.
–– В тех, кто идет с нами от Москвы, я