Записки министра госбезопастности. ДНР, как все начиналось - Андрей Юрьевич Пинчук
Я выступил на местном телевидении, потребовав от сотрудников украинских спецслужб прибыть для регистрации в МГБ. Не откликнулся никто. Когда 24 июля 2014 года в актовом здании УВД я зачитал написанный в ночь до этого мною же, так как никаких отделов кадров еще не было, Приказ № 1 по личному составу о приеме на службу первых 43 сотрудников, им и нескольким присутствующим кандидатам я сказал:
– Сейчас время сложное. Помогают своему народу все, кто может. Но когда оно пройдет, большая часть присутствующих здесь в госбезопасности служить не будет.
Так и получилось. Такова закономерность подобных процессов.
Проблемы на старте
В период августовской командировки в Россию, где я пытался решить хоть какие-то проблемы снабжения создаваемого ведомства и некоторые общие вопросы, министерство со свойственной ему энергией курировал Владимир Антюфеев, занимавший в тот период пост первого вице-премьера ДНР по правоохранительным органам.
До этого в Приднестровье я был заместителем Владимира Юрьевича в МГБ ПМР. Тогда наши отношения были доверительными. Я долгое время считал его учителем, старшим товарищем – и так и было. Но я сполна вернул ему все долги.
Потом в Приднестровье случилась смена власти, вместо многолетнего лидера Игоря Смирнова местным президентом стал Евгений Шевчук. Антюфеев при этом серьезно подставился, сделав несколько необдуманных политических ставок, ни одна из которых не сыграла, в результате чего был вынужден спешно покинуть ПМР на фоне спровоцированных им же интриг, разборок, обострений, попыток сведения счетов со стороны новой власти в отношении оставшихся сотрудников.
Из корпоративной солидарности я ушел вместе с ним, несмотря на предложения остаться при новом руководстве. В итоге мы в России оказались на одной работе в системе «Ростеха», Антюфеев – заместителем руководителя одной из больших корпораций, я – руководителем департамента безопасности. По этой модели мы и вошли изначально в Крым, а потом – и в ДНР. Он – вице-премьером, я – министром. Однако в ходе предыдущих перипетий наши отношения серьезно обострились и охладели, в Донецке, как и до этого в Крыму, они были уже напряженно-формальными.
У меня возникли вопросы к Владимиру Юрьевичу, на которые он не смог ответить, испытывая в связи с этим дискомфорт и постоянное раздражение, что наслаивалось на возраст, комплекс утерянной власти и желание реванша. Я занимался своим делом, имея вертикаль взаимодействия без Антюфеева.
На протяжении двух месяцев истории своего нахождения в республике он попытался самореализоваться в качестве самостоятельной политической фигуры. Проблема была в том, что, несомненно, имеющиеся в прошлом навыки оперативной работы и изощренный политический опыт в новых условиях требовали существенной подстройки и корректировки, к которым он оказался не готов. С этим у Антюфеева были серьезные проблемы, приведшие в итоге к тому, что он начал конфликтовать буквально со всеми местными значимыми участниками событий.
Вначале он принял несколько нужных решений, в первую очередь согласившись с предложением Абвера по расселению семей сотрудников-беженцев из Славянска в гостиницу «Ливерпуль», по наведению коммунального порядка на объектах кабмина и по новым объектам ДНР.
Однако в этот же период возник и ряд проблем, спровоцированных Антюфеевым. В частности:
1. Конфликт с Александром Ходаковским.
2. Конфликт с Леонидом Барановым.
3. Конфликт с Андреем Пургиным.
4. Внутренний конфликт в только-только создаваемом военном спецподразделении МГБ.
5. Заявления в прессе отдельных бойцов бывшего Спецкомитета о «государственном перевороте в ДНР».
6. Серия неоднозначных задержаний командиров ополчения.
Так как сразу после моего возвращения Владимир Антюфеев безвозвратно выехал из республики, то я принялся сам решать оставленные им проблемы.
История с Александром Ходаковским была урегулирована благодаря адекватности последнего и понятному алгоритму необходимых компромиссных мер. Встретились, переговорили, пожали друг другу руки.
С Барановым было несколько сложнее. Леонид Баранов был тогда молодым амбициозным лидером ДНР. Приняв участие в революционных процессах с первых дней событий, он являлся одним из «отцов ДНР», организаторов проведения референдума, участвовал в написании первой донецкой Конституции. В апреле 2014-го назначен сопредседателем Народного правительства ДНР. В дальнейшем он был схвачен украинскими спецслужбами, вывезен в Киев. Позже обменян. Вернувшись в Донецк, поступил в распоряжение Александра Бородая и, как мог, попытался сформировать некий гибрид правоохранительной и специальной структуры. Получилось так, как получилось. Но несомненной была его преданность идеалам. Он же первоначально возглавлял и Комитет ДНР по делам военнопленных и беженцев.
Баранов был первым, кому я присвоил воинское звание. Леонид стал капитаном. Дело в том, что до этого званий как таковых в ДНР не было. Я понимал, что невозможно строить военную структуру и конструкцию специальных служб без необходимого регламентирования системы субординации, поэтому мною было написано «Временное положение о прохождении военной службы в Донецкой Народной Республике», которое я представил на рассмотрение Кабмина, где оно и было утверждено.
В ходе его разработки Стрелков обратился ко мне просьбой ввести должности поручиков и подпоручиков. Как он выразился, «это его маленькая прихоть». Но такому нововведению жестко воспротивился Антюфеев, с чем согласился и я, и донецкая армия осталась без белогвардейского флера.
На основании этого положения я ввел в своем министерстве «Временное положение о прохождении военной службы в органах государственной безопасности ДНР», руководствуясь которым, аттестовал и присваивал первые воинские звания.
Я назначил Баранова заместителем начальника одного из оперативных управлений МГБ. Парень же стал представляться исполняющим обязанности заместителя министра, иногда даже министра. Это льстило его самолюбию, и я слишком сильно его не одергивал, хоть это и не соответствовало действительности. Но еще совсем недавно он был сопредседателем правительства, так что понять его, юношу с горящими глазами, после вражеского плена, было можно. В то время такие вещи были несущественны. У меня были свои планы на него.
Для укрепления устойчивости постоянно бурлящего и очень плохо тогда работающего парламента я планировал Баранова, который являлся одновременно и депутатом Верховного совета ДНР, продвинуть на должность председателя совета или его первого заместителя, где он обладал хорошим авторитетом и имел влияние, будучи способным справляться с этой разношерстной толпой революционеров первой волны.
Однако Леонид очень не сошелся с Антюфеевым. Владимиру Юрьевичу вообще плохо удавалось ладить с донецкими. Обладая волевым и амбициозным характером, Антюфеев требовал безусловного подчинения и признания его старшинства вне зависимости от реального вклада в происходящие революционные процессы. С дончанами так работать было нельзя. В итоге Антюфеев воспользовался боевым случаем.
Леонид Баранов, решив попробовать добиться хоть какой-то военной победы на фоне последних наших отступлений, инициативно попытался своим подразделением атаковать одну из позиций ВСУ в районе аэропорта.
