Флетчер и Славное первое июня - Дрейк Джон

Вот это, скажу я вам, заставило меня призадуматься. Так французы, значит, и впрямь «наш европейский союзник»? Но за столом все мудро кивали, и после того, как мы осушили бокал-другой портвейна Купера, он распустил нас по местам. Хант сорвался с места, словно жокей на старте, и взлетел по сходному трапу на шканцы, как горный козел. Впрочем, всякому было видно, сколь неотложны его обязанности. Остальные выходили более чинно, но меня окликнули.

— Мистер Флетчер, — крикнул Купер, — на пару слов!

Я снова сел, и как только морпех-часовой затворил дверь, Купер подвинул через стол графин.

— Не желаете еще, Флетчер? — спросил он.

— Нет, благодарю, сэр, — ответил я. Я и так уже выпил три бокала, а было еще раннее утро.

— Флетчер, — сказал он, — надеюсь, вам понравится на моем корабле.

— Я тоже надеюсь, сэр, — сказал я, ожидая, когда он перейдет к делу.

— Вы ведь теперь американский гражданин, не так ли?

— Да, сэр, — ответил я. Уж ему-то следовало знать. Он был со мной в мэрии, когда я приносил присягу на верность.

— И в Бостоне вас ждет многое, к чему стоит вернуться?

И впрямь ждало. И куда больше, чем он думал.

— Да, сэр, — сказал я.

Он прикусил губу, что-то обдумывая, а затем посмотрел на меня с чем-то вроде робости.

— Джейкоб, — сказал он. Джейкоб, надо же! — Я доверю вам тайну, столь же великую, как та, что была доверена мне. — Он махнул рукой на ящик стола с его скрытыми секретами. — Президент хочет продать французам еще зерна. Это жизненно важно для фермерских кругов, которые составляют его главную опору в Конгрессе. Но он не хочет долгой или тяжелой войны с британцами. Вы понимаете?

— Не совсем, сэр, — ответил я.

Он тужился еще сильнее, словно воробей, пытающийся снести куриное яйцо. Наконец он выдавил из себя:

— Война с Британией окончена. Наши представители встретятся с британцами в Лиссабоне, как только дипломатические курьеры доставят туда и обратно необходимые сообщения. И будет заключен мир. — Он пристально посмотрел на меня. — Это величайшая тайна, Джейкоб, — сказал он. — Никто другой на борту этого не знает.

— Можете на меня положиться, сэр, — ответил я с таким благочестивым видом, будто епископ в публичном доме.

— Мои приказы, — продолжал Купер, — присоединиться к Зерновому конвою в Норфолке, предоставить мой корабль в распоряжение командующего конвоем, контр-адмирала Ванстабля, и оказывать ему всяческое содействие в пределах моих сил… Но… я должен избегать боевых действий против британцев.

В тот миг я увидел, какое бремя забот на нем лежит. Он казался человеком более весомым, чем я думал, ибо он очень хорошо это скрывал. Я бы и не предположил, что на него оказывается такое давление. Очевидно, президент мистер Янки-Дудл Вашингтон хотел усидеть на двух стульях. Он хотел дружить и с британцами, и с французами, а Купер оказался меж двух огней. Что было делать бедняге, если адмирал-лягушатник прикажет ему атаковать британский корабль? Поднять мятеж, может быть?

— Я понимаю вашу проблему, сэр, — сказал я, — но почему вы говорите это мне?

— Я говорю вам это, — сказал он, — потому что мне нужен ваш опыт, который вы приносите на мой корабль, но я понимаю, какая борьба противоположных привязанностей должна кипеть в вашей душе. Я хотел, чтобы вы знали: у меня приказ не воевать против ваших бывших соотечественников.

Что ж, сказано было благородно, полагаю. Но в одном он ошибался. Никакой борьбы во мне не было, я просто с нетерпением ждал возвращения в Бостон.

После этого он пожал мне руку, а затем вскочил с улыбкой на лице.

— Ну а теперь, Флетчер, — сказал он, — я соберу всю команду для вашей первой артиллерийской тренировки. Сцена готова! Настало время вам явить нам своего Гамлета!

15

ДЕЛО: Койнвуд против Флетчера

ОБЪЕКТ: Солсбери, Дэвид, лейтенант Королевского флота.

СВЯЗЬ: Свидетель действий Флетчера?

ДЕЙСТВИЕ: Требуется допрос с пристрастием.

(Из картотеки Сэмюэла Слайма, расшифровано со стенограммы.)

*

Перед Слаймом стояли трое противников. Трое молодых людей, на чьих лицах было написано злобное предвкушение. Его отец назвал бы их «щеголями с Гровенор-сквер» — из тех, кто благодаря деньгам и рождению привык, чтобы мир вертелся так, как им хочется. Двое из них были здоровенными, краснолицыми, туповатыми мужланами, только что приехавшими в город из отцовских поместий в поисках опытного наставника, который научил бы их прожигать жизнь. Третий, их предводитель, был высоким, худым джентльменом, одетым по последней моде, с откровенно мерзким выражением лица. За ним-то и следовало следить.

— Каково ваше желание, Дэви? — спросил один из деревенщин.

— У тебя под рукой твой карманный нож, Тоби? — спросил лейтенант Дэвид Солсбери.

— Так точно, — ответил сэр Тоби Мур, баронет.

— Что ж, тогда давай его сюда, — сказал Солсбери, и блеск стали перешел из рук в руки. — А теперь, — продолжал Солсбери, — если вы с Билли просто подержите этого негодяя и заткнете ему рот платком, чтобы не шумел… — он показал зубы в похотливой ухмылке, — тогда я подрежу уши этому ублюдку за его дерзость!

— Это безумие, джентльмены, — сказал Слайм, — это клуб «Брукс» на Сент-Джеймс-стрит, вы не можете…

— Взять его! — крикнул Солсбери, и два мужлана бросились на Слайма.

Пять минут спустя официант, несший поднос с напитками для посетителей, проходил по коридору с отдельными кабинетами, как раз когда одна из дверей открылась, и из нее вышли два джентльмена.

Оба казались пьяными, и один поддерживал другого. Официант узнал в беспомощном мистере Солсбери, известного члена заведения, который, по слухам, недавно лишился места на флоте из-за скандала, связанного, как полагали, с миллионами Койнвудов.

— Могу ли я быть вам полезен, сэр? — спросил официант с величавым достоинством.

— Нет-нет, все в порядке! — сказал Слайм. Он поудобнее перехватил обмякшую и едва находившуюся в сознании фигуру Солсбери, у которого, как заметил официант, было несколько подбито лицо. Слайм ухмыльнулся и нашел монету для официанта.

— Хорошего дня! — сказал Слайм, и официант проследовал своей дорогой. Хотел бы он иметь по такой монете за каждый раз, когда члены клуба отправляются домой в подобном состоянии!

Так Слайм и его закадычный друг пробирались сквозь роскошное великолепие клуба «Брукс». Они прошли по коридору, через Большой зал с его сверкающими люстрами и затененными лампами, освещавшими большие столы, покрытые зеленым сукном, за которыми сидели поглощенные игрой в вист, пикет и кенз джентльмены. Это изысканное помещение с камином в стиле Адама, увенчанным огромным зеркалом, и сводчатым потолком, украшенным позолотой и белой лепниной, было подлинным храмом лондонского игорного мира. Каждую ночь здесь переходили из рук в руки целые состояния, и в члены клуба стояла длинная очередь, даже при немалой стоимости в одиннадцать гиней в год.

Даже играя роль пьяного аристократа, даже хихикая в одурманенное ухо Солсбери, смеясь над воображаемыми ответами и прикладывая палец к губам, чтобы не нарушать тишину игроков, Слайм оглядывал этот эпицентр мира, в который так жаждал попасть. Он прекрасно знал, что комитет никогда даже не рассмотрит кандидатуру такого, как он. «Брукс» был для джентльменов, каковым могло претендовать быть поддерживаемое им существо, но не он сам.

Слайм проник внутрь лишь благодаря щедрым взяткам главному управляющему и старшему официанту. Жадные до золота, но боявшиеся за свои места, они провели его через служебный вход в отдельный кабинет. Затем лейтенанту Солсбери за игорным столом было передано сообщение, что некий джентльмен желает видеть его по делу Койнвудов. Это заставило Солсбери явиться достаточно быстро.

Но Слайм не ожидал двух приятелей Солсбери, ни свирепости реакции самого Солсбери на его вопросы.

Когда Слайм и Солсбери, пошатываясь, прошли через Большой зал и направились в вестибюль, старший официант и главный управляющий бросились им на помощь, вывели их на Сент-Джеймс-стрит и подозвали наемный кэб.