Флетчер и Славное первое июня - Дрейк Джон

Лишь когда кэб отъехал в сторону Пикадилли, эти два функционера расслабились, избавившись от нервного страха, что какой-нибудь член Комитета обнаружит их сговор, позволивший постороннему проникнуть в заведение. Они постояли несколько минут на углу Парк-плейс и Сент-Джеймс-стрит, у входа в клуб, разделяя свое облегчение и удачу. Когда они наконец вернулись внутрь, они застали портье и одного из официантов смеющимися над тем, что двое молодых деревенских джентльменов, которых привел лейтенант Солсбери, очевидно, повздорили друг с другом, ибо вышли из одного из отдельных кабинетов с окровавленными рубашками и всеми признаками того, что хорошенько отдубасили друг друга.

*

К тому времени, как наемный кэб добрался до гостиницы «Синий кабан» на Олдгейт-Хай-стрит, лейтенант Солсбери уже оправился от тумака, которым его угостил Слайм. Голова болела, его мутило, но он полностью отдавал себе отчет в происходящем. Тем не менее он оставался на удивление покорным и стоял рядом со Слаймом, пока тот расплачивался с кучером. Было два часа ночи, но улица жила, залитая светом и шумом из «Синего кабана» и соседнего «Быка». Шлюхи и пьяницы вершили свои дела, и из обоих заведений доносилось хриплое пение.

Когда кэб с грохотом укатил, Слайм ткнул большим пальцем в сторону переулка между двумя гостиницами.

— Туда! — сказал он. — Ты первый, — и подтолкнул Солсбери, помогая ему двинуться в путь.

Переулок хорошо освещался фонарями, прикрепленными к стенам, и в нем располагались конюшни «Быка». Над конюшнями, на втором этаже, куда вела пристроенная снаружи тяжелая деревянная лестница, тянулся длинный ряд окон, как в домах ткачей. Слайм подтолкнул Солсбери вверх по лестнице.

Наверху была небольшая площадка напротив двери. Рядом с дверью в стену была вкручена медная табличка. Она сияла от ежедневной полировки, и на ней было выведено два слова: «Сэмюэл Слайм».

Слайм протянул Солсбери ключ.

— Открывай, — сказал он и отступил назад. Эта процедура была необходима, чтобы Слайм мог и дальше эффективно применять тот довод, что обеспечивал смиренную покорность Солсбери.

Доводом был аккуратный двуствольный пистолет работы Эгга, ирландского оружейника, с внешними курками, одним стволом над другим и единственным спусковым крючком, стрелявшим из каждого по очереди. Это было излюбленное оружие Слайма, когда требовалась скрытность, ибо пистолет был не длиннее его ладони и прекрасно помещался в кармане сюртука.

— Видишь это? — сказал он Солсбери, помахав пистолетом у него под носом, когда тот пришел в себя в кэбе. — Подрезать мне, мать твою, уши, да? Ах ты, грязный ублюдок! Слушай сюда, парень, пикнешь хоть раз не так, и я всажу это тебе промеж лопаток!

Так что Солсбери открыл дверь в контору Слайма, вернул ему ключ, и они вошли внутрь, в узкий коридор, освещенный тусклым ночником, трепетавшим в блюдце с водой на столике. Слайм втолкнул Солсбери в комнату, уставленную маленькими ящичками. Ряды за рядами ящиков были едва видны в тусклом свете единственной свечи, которую зажег Слайм. Это была та самая комната, где он впервые встретил леди Сару.

— Садись, — сказал он Солсбери, указывая на стул.

— Я протестую, — произнес Солсбери, когда гнев пересилил страх. — Я морской офицер. Я служу Его Величеству, и закон не позволит…

Хрясь! Терновая палка в правой руке Слайма ударила Солсбери по голове.

— Ай! — вскрикнул Солсбери, отшатнувшись и схватившись за голову. — Ты мог меня убить!

— Садись! — твердо сказал Слайм. — Ты был бы мертв полчаса назад, если бы я этого хотел. Я же сказал тебе, парень, все, что мне от тебя нужно, — это несколько ответов.

— Будь ты проклят! — выпалил Солсбери. — Я офицер короля, и чтоб я сдох, если отвечу таким, как ты!

Хрясь! Терновая палка опустилась на локоть Солсбери, заставив его взвыть от боли. Слайм схватил его за руки и силой усадил на стул. Затем он придвинул другой стул и сел напротив своей жертвы на расстоянии ярда.

— Ну-с, — сказал Слайм, — ты же видел, как я отделал твоих дружков, верно?

Солсбери кивнул.

— Вот этим, не так ли? — продолжал Слайм. Он поднял терновую палку с ее узловатым, налитым свинцом набалдашником. Солсбери снова кивнул. — Так вот, у нас впереди вся ночь, парень, — сказал Слайм. — Только ты, я и эта палка. Только мы трое, понял?

Солсбери промолчал, и Слайм с силой ткнул палкой ему в живот.

— Понял? — повторил он.

— Да, — ответил Солсбери.

— Хорошо, — сказал Слайм. — Так что тебе следует знать еще кое-что. — Он замолчал и склонил голову набок. — Слушай! — сказал он, и Солсбери услышал звуки неспокойных улиц и пьяную музыку из двух больших гостиниц. Все это перемежалось редкими далекими криками или раскатами смеха. — Слышишь? — спросил Слайм. — Можешь орать здесь до посинения, никто и ухом не поведет.

— Боже всемогущий! — выдохнул Солсбери. — Вы намерены подвергнуть меня пытке, как какого-нибудь язычника-турка?

— Да, — ответил Слайм, — именно таково мое намерение, и благодарю вас, сэр, что избавили меня от необходимости вам это объяснять.

Солсбери охватил сверхъестественный ужас. Ему казалось, что он в руках сумасшедшего. Темная комната с единственной свечой лишь усиливала этот ужас. Сквозь окна проникал лишь тусклый свет, и от человека напротив он видел не более чем тени и свирепые, блестящие глаза.

Но даже Солсбери, садист и задира, командовал кораблем в море и не собирался сдаваться без боя. Особенно человеку, происходившему из класса, который Солсбери считал по природе своей низшим.

— Я ничего тебе не скажу, проклятая сухопутная крыса! — выпалил он. — Ты не можешь меня тронуть, ты не знаешь, кто я. Клянусь богом, я найду на тебя управу!

— Я знаю, кто ты, — сказал Слайм, — ибо я тобой интересовался. Ты лейтенант Дэвид Солсбери, друг лейтенанта Александра Койнвуда. Ты был капитаном вербовочного тендера «Булфрог», когда на борт забрали мистера Джейкоба Флетчера. В феврале ты доставил Флетчера и других насильно завербованных в Портсмут. Но позже тебя отстранили от командования из-за чего-то, что случилось на твоем корабле. Я хочу знать в точности, что случилось, и хочу знать все, что ты можешь мне рассказать о мистере Джейкобе Флетчере.

Солсбери обомлел и тут же ощутил укол совсем иного страха.

— Откуда вы можете это знать? — спросил он.

— Я везде задаю вопросы, — ответил Слайм, — даже в Адмиралтействе.

— Я ничего вам не скажу! — выпалил Солсбери, ибо он был в ужасе от того, что прошлые прегрешения могут вернуться и разрушить его будущее.

Первый же удар палки Слайма сбил Солсбери со стула. Так начался допрос.

*

Позже Слайм с такой силой вышвырнул Солсбери за дверь, что тому пришлось схватиться за перила лестницы левой рукой (пальцы которой еще были целы), чтобы не полететь кубарем вниз. Ему это удалось на волоске, и он, ковыляя, болезненно спустился по деревянным ступеням и скрылся в ночи. О том, чтобы обратиться в суд, не могло быть и речи. Ему оставалось лишь молиться, чтобы Слайм держал язык за зубами.

Как только Солсбери ушел, Слайм залил свою любимую контору светом. Он зажег дюжину свечей, не считаясь с расходами, и методично оттер пол от следов присутствия Солсбери. Будучи человеком брезгливым, он принялся за дело со щетками, тряпками и водой, накинув клеенчатый фартук поверх своей безупречной одежды. Работая, он обдумывал то, что узнал, и понимал, что если соскоблить с полированных половиц несколько пятен крови было легко, то избавиться от той грязи, что вылил в его душу Солсбери, оказалось куда труднее.

Часть того, что он выбил из Солсбери, лишь подтвердила то, что Слайм уже узнал от клерка в Адмиралтействе: а именно, что Флетчер был зачислен на фрегат Его Величества «Фиандра» (тот самый корабль, что недавно так прославился, разбив французов у Пассаж д'Арон).

Солсбери также знал, что Флетчер по какой-то причине был списан капитаном Боллингтоном в Портсмуте. Но это были слухи, которые любой морской офицер мог подхватить в кофейнях, а о том, куда Флетчер отправился после «Фиандры», что Слайму было крайне необходимо знать, Солсбери не ведал — или, по крайней мере, Слайм не осмелился давить сильнее, боясь его убить.