Театр – волшебное окно - Коллектив авторов

Впервые мысль написать о пережитом у Тамары появилась во время этапа, которым она шла из одного среднеазиатского лагеря в другой. Метафизическая лагерная сила подталкивала к возвращению витальных имен и уходящих судеб. Это были ее «этапы отчаяния и надежд», которые умножали благодарность тем, кто спасал своим мужеством и дружбой. Многие из окружения погибали, не воплотив отпущенное судьбой. Исполнялся известный закон жизни, по которому живые закрывали глаза мертвым, а мертвые открывали глаза живым.

Отец и мать Тамары встретились на фронте во время Гражданской войны. Маму, Ефросинью Мочаловскую, определили работать машинисткой при штабе дивизии, комиссаром которой был ее отец, Владислав Петкевич. Девочка родилась в 1920 году, и семья переехала в Петроград, заняв квартиру в доме 30 на набережной реки Карповки.

Тамара впитала в себя женственность мамы, человека с мягким характером, и безупречную честность папы. Когда ей было 17 лет, неустойчивый мир идеалов перестал существовать, поверженный арестом отца, поседевшего за несколько минут еще во время обыска. Появившееся право голоса обязывало девушку принимать осознанные решения, которые определили осанку ее духа. В один узел связались возникшая отвергнутость обществом, поиски тюрьмы отца (он был сослан на Магадан без права переписки), здоровье мамы, забота о сестрах, работа и учеба сначала в школе, а затем в Первом государственном институте иностранных языков. Побеждали то влюбленность и вера в жизнь, то душевные кризисы. Несмотря на беды, Тамара считала мир прекрасным и быстро оказалась в плену первых сердечных чувств, случилось и первое замужество за сосланного во Фрунзе жениха. Тогда же состоялась ее встреча с театральными мастерскими в качестве художника.

Извне пришла война, а «изнутри», в стране продолжались аресты, как тень эпохи чисток и репрессий. В Ленинграде от голода умерли мама и младшая сестра. Вместе с мужем Тамара стала студенткой Харьковского медицинского института, эвакуированного во Фрунзе. Вскоре ее арестовали, началась длинная череда допросов, закончившаяся предъявлением обвинения в контрреволюционной деятельности.

Поразительны характеристики, которыми она отмечала в своей книге действующих лиц и последующие события. В лагере Тамара встретила и потеряла свою самую большую любовь.

Возвращение из лагеря, служение актрисой в театре, реабилитация, женская трагедия с отлучением от сына – это ее Древо жизни, в нем случилось мощное сплетение истории страны и личной судьбы. Тамара Владиславовна никогда не позволяла себе быть несчастной. Возможно, поэтому она легко овладела законами сцены, служила актрисой в театре, как в военное, так и в мирное время. Ее первый выход к публике состоялся на щербатых подмостках лагерного клуба. Совместное сопереживание преображало и заключенных, и артистов. Оно было отрадой и утешением, стягивая в один узел муки и радости, происходящего на сцене и в жизни. Театр виделся Тамаре способом выживания, служения, спасительным бродом в абсурдном заключении. Ей передавалось, как верной ученице, и наследие ее учителя Александра Осиповича Гавронского и особая атмосфера театрально-эстрадного коллектива (ТЭК), выступавшего на зонах.

Опыт неволи помог Петкевич впоследствии выступать в театрах Шадринска, Кишинева, Чебоксар. В рецензиях на спектакли с ее участием появлялись оценки: «темпераментно», «неожиданно», «ярко», броско». Ее героини Евлалия («Невольницы»), Ружена («Сто миллионов»). Садовникова («Двойная игра»), Ксения(«Друзья остаются друзьями»), Елена («Женитьба Белугина»), Елена («Дети солнца»), Вера («Обрыв»), Зоя («Свадебное путешествие») рождались в атмосфере шадринского простодушия отношений между актерами, творческого миролюбия чебоксарского театра и в «табели о рангах» кишиневской труппы. Актерский быт, связывавший с людьми разных возрастов и нравов, также вносил поправки в жизненное самочувствие. Знаковой стала встреча с известным режиссером Евгением Владимировичем Венгре, который ассоциировал каждого актера с названием пьесы и объявил Тамару «Оптимистической трагедией» Вишневского. Он предусмотрел в ее актерской судьбе еще одну роль – ассистента режиссера.

В Ленинграде, в сорок один год она стала студенткой первого курса заочного отделения театроведческого факультета ЛГИТМиКа. В Театральном институте сохранялась петербургская почтительность к образованию. Ее педагоги были воспитаны корифеями старой школы. С редким энтузиазмом продолжалась работа в Ленинградском доме художественной самодеятельности. С помощью единомышленников он превратился в методический центр, который взял под контроль подбор кадров, организацию семинаров и учебы для руководителей коллективов, оживил творческую жизнь. В театральной афише города появилось новое название «Репертуар народных театров». При них предусматривалось создание студий. Событием стала инсценировка, поставленная в университете режиссером В. С. Голиковым по «уничтоженной» книге В. Дулинцева «Ни хлебом единым». По своей должности заведующей репертуарным отделом Тамара Владиславовна должна была рекомендовать пьесы к постановке, участвовать в «приеме» спектаклей, что часто напоминало бой.

Театры с бесконфликтной драматургией пятидесятых годов впоследствии сменялся театрами, которые утверждались в собственном почерке. Эти изменения касались профессиональных и любительских коллективов.

Драматургия жизни подтолкнула ее к документальной прозе – первой книге «Жизнь – сапожок непарный», изданной в 1993 году. Затем шло продолжение – книга «На фоне звезд и страха». В год своего девяностолетия писательница дополнила воспоминания, которые заново открывают ее как человека современного, а не «замурованного» в своем времени. В этих прописях жизни есть тот полет духа, который никогда не прерывался Тамарой Владиславовной – первопроходцем и женщиной, продолжавшей и волноваться за всех, и волновать каждого, шедшего к ней, потому что драгоценная любовь к скорбям достается как крест и дар.

Театр Петербурга. Стихи

Игорь Никольский

Петербургский театр начинается с двери – дамбы,

И с фойе залива, просторного, словно площадь.

Дальше – вешалки кранов порта, оспорить дабы

Афоризм Станиславского. Гардеробщика мощи.

Звать Василием. Служит со дня основания. Старый,

Еще первого постановщика помнит четко.

Помнит зрителей крики, помнит актеров свары.

В серых пальцах трясутся линии, словно четки.

Проходи же в зал – чай, билет за полгода куплен?

Вот партер Дворцовой (занавес, словно тога),

Бельэтаж Литейного – сдайся скорей ему в плен!

Что играют? Вчера был Чехов, сегодня – Гоголь,

Послезавтра пойдут какие-то оперетки

И балеты, что ставят реки, мосты, каналы…

А под утро – премьеры пьес, что прискорбно редки:

Небо хмурое полыхает стальным и алым.

Наслаждайся видами храмов и подворотен,

Вызывай на бис постимперские пейзажи,

Но запомни: здесь плач и смех выдают по квоте.

Все вокруг молчат, словно статуи в Эрмитаже.