Без хлеба. Очерки русского бедствия (голод 1898 и 1911-12 гг.) - Александр Саввич Панкратов

— Не хотел расходоваться на телеграмму.

Что будешь делать с таким "руководителем деревенской жизни"?

В Анясеве 19 столовых. Кормится в них до 1000 человек. И все-таки цинга растет и ширится.

Слишком велика нужда.

Разорение полное.

Безлошадных 153 дома.

Посев нынешнего года ничтожный.

— Одну треть посеяли, — говорили мне татары.

— Кто сеял шесть, теперь сеет полторы-две десятины.

Семенная ссуда незначительная.

В аренду землю сдать некому. Отдают за бесценок. Но семян ни у кого нет, поэтому никто не берет.

Огромная площадь земли остается без ярового сева.

— Голод опять будет, — предсказывают татары.

Этот год был так тяжел, что они перестали надеяться на урожай.

— И я как-то мало надеюсь, — говорил мне один врач. — Как бы не пришлось, окончив одну продовольственную кампанию, начать сейчас же вторую...

33.

Гнилой угол. — 3адержка ссуды. — "Подсыпка". — Деятельность правого земства. Вместо лошадей "калечь".

Цинги больше всего в центре "гнилого угла", — деревне Киргизмияках. Там земский медицинский пункт, с энергичным врачом X. Н. Васильевым, там ранее других пунктов были открыты столовые. И все-таки — семьдесят девять случаев.

А после меня цифра увеличилась, несомненно, до 100.

Впрочем, в этом "гнилом углу" есть свой "гнилой угол", деревня Тамьяны. Она вся переболела тифом, а теперь на удобренной почве выросла там "поголовная" цинга.

Страшно в Тамьянах. Не деревня, а лазарет. Но и в Киргизмияках не менее страшно.

Мы с врачами X. Н. Васильевым и М. В. Курбатовым ходили по избам и осматривали больных.

Картина безотрадная. Много тяжелых форм. Лежат с почерневшими, отечными ногами и трупным запахом...

Одной цинготной татарки не оказалось дома.

— Где она? — удивляется врач. — У нее были поражены ноги.

— В поле пошла, — отвечает муж больной. — У нас существует поверье, что от зенгли (цинги) помогает озимая зелень, надо только есть ее прямо ртом с земли...

Оказалось, что больная не дошла до поля и пришла назад.

— Боюсь, упаду, — говорит.

У нее кровоподтеки на ногах и болезненный, анемичный вид.

Много таких, как она. Всех не отметишь. Болезнь однообразна по своему мертвому виду.

Голодающие крестьяне очень озабочены "кормовыми". Кто-то распространил слух, что ссуда продолжится только до 20-го июня.

— Чем же мы будем питаться после 20-го июня? — спрашивают они.

Питаться будет нечем. Разве воздухом.

Здесь помнят, сколько тяжелых дней крестьяне пережили, когда февральскую продовольственную ссуду запоздали выдать вовремя и выдали только в марте.

На канцелярском языке это именуется простым термином:

— Задержкой.

За нее всегда бывают ответственны дороги, но не люди.

А на языке крестьян эта "задержка" называется:

— Голодом.

"Задержка" стала системой. Произошла она и с озимыми семенными.

Во многих селениях их совсем не выдали. Площадь озимого посева сильно сократилась.

А в поселке Плановском, — как заявили его жители лицам, производившим подворную опись, — семенная рожь была выдана в декабре...

Вовремя...

Ее смололи и... съели.

"Задержка" произошла и с "подсыпкой" (корм лошадям).

С осени была продана масса лошадей. Оставшиеся так отощали за зиму от бескормицы, что валились на землю.

Их втаскивали в избу и грели около печки.

— В тепле им лучше, — почему-то думали крестьяне.

— Ткнешь ее в бок, — передавали мне посещавшие зимой избы крестьян, — она падает...

Не лошадь, а тень, призрак лошади.

Все-таки до весны они жевали кое-как черную солому, снятую с крыши. Но как только наступила оттепель, перестали ее есть. От соломы, когда началась весенняя сырость, пошел такой дурной запах, что лошади предпочитали умирать, чем употреблять такой корм.

Начался падеж.

В 192 селениях киргизмиякского участка 2209 безлошадных домов.

В некоторых селах было продано и подохло 40—50% лошадей.

Бороновать и пахать многим было не на чем.

Врач X. И. Васильев наблюдал такую картину:

— Татарин лопатой "пахал" свою полосу...

Оригинально и... плакать можно.

В то время, как дохли от бескормицы лошади, весь уезд знал, что белебеевское земство имеет капитал, отпущенный правительством на корм лошадям.

С марта ждали "подсыпки" и не дождались...

Произошло "запоздание"...

Капитал огромный — 200 тысяч. Можно было бы сохранить массу лошадей.

Все земства Уфимской губернии воспользовались деньгами. Одно белебеевское "сэкономило"...

— Почему? — спрашивал я.

— Да, видите, — отвечали, — казна отпустила деньги только в марте. Где было тогда достать хлеба? Началось половодье, прекратились пути. Железная дорога была забита грузами...

А, может быть, просто потому, что управа состоит из назначенных лиц, а все земство — правое? У таких "земцев" всегда бывают виноваты пути сообщения.

Конечно, казна, обычно, "спешила" с помощью населению. Но все-таки можно было достать хлеб на местах или в соседних уездах и провезти его на лошадях. Стоило только захотеть и поработать.

Но управа вместо работы созвала собрание, чтобы решить:

— Как поступить с ассигнованной "подсыпкой"? Собрание решило:

— Поздно. Выдать деньгами.

Оно предполагало, что крестьяне сами купят себе "подсыпку". А управа купить не могла.

Постановление собрания прошло благополучно через губернское присутствие. Но у губернатора Башилова оно застряло. Он представил в министерство протест.

В министерстве послушались доводов господина Башилова, и вот результаты

— Отказать.

Причем в канцеляриях министерства очень долго решали этот вопрос. Белебей и Уфа осаждали Петербург телеграммами, время шло, и наступал уже такой период, когда и выдача денег была бы бездельной. Но Петербург все "решал", пока не решил отрицательно.

Так "подсыпка" прошла мимо носа белебеевских голодающих и вернулась обратно в казну.

Как водится, опоздали и с лошадьми. Губернское земство еще в июле 1911 года просило 2700000 рублей на лошадей.

Но министерство лишь в марте 1912 года ассигновало земству 600000 рублей на покупку лошадей.

История закупки очень поучительна.

Чтобы удовлетворить всю нужду уезда, надо было несколько тысяч голов. Но предпочли пока ограничиться тремястами.

Многие селения совсем не получили лошадей. В Киргизмияки, вместо 100, дали 8.

Помощь ничтожная. Но и эту ничтожную помощь сумели организовать "по-союзнически".

Губернское земство, которое расходует частные пожертвования, договаривалось с местными (пономаревскими) барышниками. Те обещали поставить 300 голов, по цене 60 рублей. Условие: лошади должны быть "вполне здоровы, без каких-либо пороков и пригодны для работы".

Приемная комиссия состояла из члена уездной управы Шумилова, бывшего или настоящего председателя союза русского народа, и других лиц, не менее почтенных.

Как эта комиссия принимала, — об этом много говорят местные крестьяне...

А что они приняли, — об этом