Флетчер и Славное первое июня - Дрейк Джон

Виктор уловил перемену в настроении и счел за лучшее не спорить. Он с трудом, подавляя стоны, натянул рубашку и сел рядом с матерью на софу. Она улыбнулась и маняще протянула к нему свои сияющие руки. Она положила его голову себе на колени и гладила, как младенца. Она перебирала пальцами его волосы и нежно царапала кожу головы кончиками ногтей.

Виктор настороженно наблюдал за ней сквозь полуприкрытые веки и боролся с упоительным восторгом, который вызывали ее ласки. Он никогда не мог быть до конца уверен, что она сделает в следующую минуту.

Любой, кто его знал, согласился бы, что Виктор Койнвуд был садистом и дегенератом. Но в равной степени любой справедливый человек, узнав все подробности воспитания Виктора, удивился бы, что мальчик еще так хорошо отделался.

— Итак, — сказала леди Сара, — я вижу наш дальнейший путь. Между нами и деньгами твоего отца стоят три вещи.

Виктор напрягся, догадавшись, что последует дальше. Он набрал в грудь воздуха, чтобы возразить, и увидел, как пальцы матери изогнулись, превратившись в когти, и замерли над его глазами. И он почувствовал, как нежные руки стали стальными.

Он крепко сжал губы и в ужасе посмотрел на нее.

— Хороший мальчик! — сказала она, и тонкие руки снова принялись его гладить. — Ты ведь не собирался говорить, что мы здесь в безопасности, не так ли?

— Нет, матушка, — ответил он.

— И ты не собирался говорить, что нам не следует рисковать ради богатства Койнвудов, верно?

— Нет, матушка, — ответил он.

— Хорошо, — сказала она. — Это правда, что дом твоего дяди Уильямса сослужил нам хорошую службу. Без него нам некуда было бы идти. И от одного эксперта я знаю, что в таком случае мы бы себя выдали. — Она легонько, в знак поучения, стукнула его по носу. — Но я много раз тебе говорила, что мы не можем оставаться здесь вечно, полагаясь на средства твоего дяди.

— Почему дядя Уильямс так беспрекословно исполняет все твои приказания? — спросил Виктор, чтобы сменить тему.

— Потому что он любит меня, Виктор, как и ты, — сказала она и улыбнулась ему сверху вниз. Виктора пронзила красота ее лица, и ему пришло в голову, что у его матери было то самое выражение, которое папистские художники пытаются придать ликам своих Святых Мадонн. Он хихикнул, представив себя младенцем Иисусом. Она неверно истолковала его чувства.

— Да, дорогой, — сказала она, — твой дядя очень тебя боится.

— Правда? — с большим интересом спросил Виктор.

— О да, — ответила она. — Когда я прихожу к нему, он всегда спрашивает, со мной ли ты, и я всегда его уверяю, что нет.

Виктор заинтригованно приподнялся.

— Почему ты никогда не позволяешь мне его видеть? — спросил он.

— Потому что я берегу тебя для особой цели, Виктор. Сейчас твой дядя исполняет мои приказания. Он подписывает бумаги, как ему велят. Но если он когда-нибудь начнет упрямиться, я, возможно, позволю тебе к нему сходить.

— Почему? — спросил Виктор.

— Потому что он очень стар и слаб, мой дорогой, — ответила она. — Он сломлен смертью твоего брата Александра, которого, кажется, искренне любил, несмотря ни на что. Но его ужас перед тобой так велик, что, я думаю, твое появление у его постели отправит его на тот свет… если когда-нибудь возникнет такая необходимость.

— А, — протянул Виктор, — понимаю. Бедняга! А если страх его не доконает, то, я уверен, беспомощного инвалида можно утопить в его же постели любой подходящей жидкостью. Связать ему руки простынями, сесть на ноги, зажать нос и вливать в рот. — Он беззаботно взмахнул рукой. — Суп подойдет и будет выглядеть совершенно естественно.

— Благослови тебя бог, мой мальчик, — сказала она. — Я знала, что на тебя можно положиться.

Тут настроение ее снова изменилось, и Виктор похолодел от ужаса.

— А теперь слушай! — сказала она. — Я не собираюсь сидеть здесь и ждать у моря погоды. Я буду действовать. Мы должны сокрушить обвинения в убийстве, мы должны оспорить завещание, что отдает все этому Выродку, Флетчеру, и мы должны избавиться от самого Флетчера.

Виктор был одновременно напуган и заворожен.

— Но как? — спросил он. — Нас видели при свидетелях, когда мы совершали убийство. Весь мир против нас.

— Я объясню тебе, любовь моя, — сказала она, — так, чтобы даже ты понял… Встань! — приказала она и толкнула его на ноги. Она хлопнула в ладоши, как гувернантка, обращающаяся к воспитанникам. — Перо и бумагу! Немедленно!

Виктор принес то, что она просила, и разложил на маленьком столике, чтобы ей было удобно. Она улыбнулась ангельской улыбкой, погладила сына по щеке и начертала несколько строк своим стильным, элегантным почерком. Закончив, она с удовлетворением кивнула, глядя на свою работу:

Мировой судья Форстер

Полмутский купец Пенденнис

Солиситор Ричард Люси

Книготорговец Тейлор (и жена)

Констебль мистера Форстера

Два брата констебля.

Виктор с трепетом и растущим волнением наблюдал, как мать читает ему лекцию по этому списку, а ее перо решительно скользит по бумаге.

— Сначала угрозы, — сказала она, — люди, из-за которых наши жизни в опасности. Тебя, мой дорогой, видели мистер и миссис Тейлор в ночь на девятнадцатое июля, когда ты выходил из дома номер двадцать девять по Маркет-стрит, убив Эдварда Люси…

— Убив? — переспросил Виктор, съежившись от этого грубого слова.

Она рассмеялась.

— Какое слово ты бы предпочел? — спросила она и продолжила: — Убив Эдварда Люси и ранив его сына Ричарда.

— И Эндрю Поттера, — перебил Виктор, стремясь, чтобы ни один его добрый поступок не был забыт. — Его тоже. Я и его убил.

— Конечно, мой дорогой, — сказала она. — Поттера, твоего дружка по играм. — Она сделала паузу и посмотрела на него с легкой улыбкой. — Джентльмен, что вхож с черного хода, совсем как ты.

Прежде чем Виктор успел задуматься, не насмехаются ли над ним, она быстро заговорила:

— Итак, Ричард Люси и Тейлоры могут дать против нас показания о событиях той ночи. А теперь перейдем к двадцать девятому июля и попытке мирового судьи Форстера арестовать нас. В тот раз ты застрелил одного человека и ранил другого. — Виктор скромно усмехнулся и пожал плечами. — Об этом могут свидетельствовать: Форстер, его констебль, два брата констебля… и, конечно, наш старый друг мистер Натан Пенденнис, лорд-мэр Полмута, который пришел с ними.

— Такова проблема, — сказала она. — А вот решение. — Она провела быстрые черты по странице, вычеркнув констебля и его братьев. — Это дело должно дойти до суда, — сказала она, — и ни один английский суд присяжных не поверит этим мужланам на слово против моего. Они не в счет.

— Дойти до суда? — выдохнул Виктор. Лицо его потеряло всякий цвет, а белки глаз выступили вокруг зрачков.

— Конечно, — ответила она. — Как еще можно все разрешить? — Она продолжила, не сбавляя напора: — Что до Пенденниса и Люси, то у меня есть над ними власть, как мы знаем. И эту власть я очень скоро укреплю. — Она уверенно улыбнулась сыну. — А это значит, мой дорогой, что этот грозный список сокращается вот до чего, хотя имя Выродка нужно добавить во главу.

Виктор посмотрел на список.

Флетчер

Мировой судья Форстер

Полмутский купец Пенденнис

Солиситор Ричард Люси

Книготорговец Тейлор (и жена)

Констебль мистера Форстера

Два брата констебля.

— А теперь, — сказала она, — вот что я предлагаю. Я отправлюсь в Полмут, чтобы разобраться с Пенденнисом и Люси, ты поедешь на север, в Лонборо, за Форстером и Тейлорами, а Слайм займется Флетчером.

Виктор содрогнулся при мысли о том, что ему предстоит сделать, и еще больше — от крайне редкого выражения мрачного уродства, исказившего лицо его матери.

— Мы могли бы оспорить завещание твоего отца в судах и таким образом опровергнуть притязания Флетчера на наше наследство, но я хочу, чтобы Флетчер был мертв.