Помещик 4 - Михаил Шерр
Василий отвернулся от меня и, подняв какой-то камень, размахнулся и запустил его вглубь сада.
— Я, может быть, когда-нибудь расскажу тебе о нашей с ним встрече и о том, как меня в плен взяли. Для этого необходима самая малость — перестать бояться. Мне, Сашка, даже думать об этом страшно, и не знаю, пройдет ли это. Если бы не Лиза, в плену со скалы бы какой-нибудь головой вниз. И всё бы кончилось. Ну и, конечно, ты молодец оказался, вернул мне веру в людей. Спасибо тебе, брат.
Голос у Василия дрогнул, и он как-то неумело обнял меня. Я хотел ему сказать в ответ что-нибудь такое, духоподъемное, но никакие слова не приходили в голову. Я тоже в ответ обнял его и после этого сказал то, что наконец-то пришло в голову:
— Держись, брат.
Анна с Лизой без нас весело чирикали, как старые подруги, и, похоже, были довольны общением друг с другом.
Глядя на них, я подумал: «Вот у меня теперь есть настоящая семья, и это не только жена и дочь, — Ксюша без всякой натяжки стала для меня настоящей моей дочерью, — но и брат со своей будущей женой, которая и так уже моя невестка, и две очаровательных и очень серьезных племянницы. И за них я готов любому перегрызть горло».
Глава 5
Следующий день я решил начать с инспекции Сосновки, потом еще раз окинуть взглядом уже почти пустой бывший военный лагерь, приютивший на зиму сербов, и, если получится, поехать в Калугу.
Солнце уверенно шло к своему летнему солнцестоянию, и вполне можно было успеть выполнить такую программу. Тем более что я поднялся необычно рано и сосновское хозяйство успел осмотреть еще до завтрака.
У нас здесь все организационные вопросы решились еще осенью, земля общим клином была обработана дважды, и это было заметно. В Торопово поля хороши, а здесь даже на глаз видно, что посевы намного лучше.
Агитировать подсевать клевер никого не пришлось. Мое слово и слово Вильяма — закон; раз они сказали «надо», значит, надо.
Вильям хотел оставить контрольный небольшой клин, но мужики подвергли его критике, и делать это не стали. Отдельного люцернового клина тоже нет просто из-за отсутствия свободной земли, но Сидор нашел выход из положения, и на лугах все проплешины были засеяны не только клевером, но и люцерной.
Результат уже налицо: скоро начинать сенокос, и уже видно, что трава просто замечательная, и только непогода может помешать нам заготовить достаточное количество отличного сена.
Но на этот случай мы немного подстраховались: и не только в Торопово, но и в Сосновке построены новые риги и овины, которые в случае погодного форс-мажора позволят сушить сено под крышей. Конечно, это очень и очень сложно, но когда вопрос будет стоять ребром, этот вариант вполне поможет нам избежать катастрофы.
В Торопово практически диктатура Антона, а в Сосновке всё немного иначе. Здесь полевыми работами руководит Сидор, который естественно сопровождал меня, а вот на скотном дворе у него голос совещательный. Тут вообще иногда двоевластие.
Заправляет чаще всего Пантелей. Но иногда вмешивается Степан. Он после моего отъезда остался вроде как не у дел, но буквально на несколько дней. Анна чтобы ей не разрываться на части поручила ему общее руководство имениями. И когда Пантелея заносит, а это у него случается регулярно Степан тут же вмешивается.
Но сегодня его нет. Пантелей купил двух хороших коров, на самом севере губернии и Степан лично поехал за ними.
Скотный двор великолепен. Я застал окончание утренней дойки, и это было впечатляющее зрелище. Ведра, ведра, ведра до краев, наполненные свежим молоком. И без всяких измерений видно, что наши коровы намного продуктивнее обычных для нынешней России. И наши доярки, заканчивая сегодня свою утреннюю работу, с нескрываемой гордостью посматривали на своего барина, как бы призывая оценить их труд.
Наш молодняк, купленный прошлой осенью, производит вообще потрясающее впечатление. Годовалые телки — просто красавицы, на которых хочется смотреть и смотреть, а быки кажутся уже взрослыми и готовыми для работы. Пантелей считает, что в конце осени или в начале зимы можно вполне рассмотреть вопрос с первым покрытием этих телок.
В Сосновке нет ни одной свободной клетки, и весь новенький скот уже несколько недель прямым ходом идет в Торопово.
Здесь тоже есть ударная стройка, и это новые цеха нашего мясо-молочного комбината. Если мы ограничимся только Калугой, то имеющихся производственных площадей, конечно, хватит — тесновато, но пойдет.
Но развернуть серьезную торговлю беконом, например, даже в Малоярославце невозможно, не говоря уже о каких-то первопрестольных перспективах. Поэтому строительство двух новых цехов идет полным ходом.
Коней на переправе я менять не собираюсь, тем более что никаких претензий к Серафиму и Насте у меня нет. Хотя Анна вчера вечером как-то вскользь сказала, что есть желающие сместить Настю.
Я не придал этому значения, но, увидев, что у неё глаза были на мокром месте, сразу же об этом подумал. Настя показала мне свой работающий цех, провела экскурсию по стройке и, не сдержавшись, спросила:
— Александр Георгиевич, а у вас с Анной Андреевной есть претензии к моей работе? — голос её задрожал, и она, судя по всему, готова была разрыдаться.
Я внимательно оглядел её с головы до ног, а потом всех, кто был в этот момент рядом: строителей и настиных работников, мужчин и женщин. Затем заметил некоторые двусмысленные улыбочки и ухмылки, которые тут же спрятали от меня. Мне сразу же стало понятно, в чем дело, и что тут пора в ситуацию вмешиваться самым решительным и радикальным образом.
— Конечно, Настя, у меня к тебе вот прямо сейчас возникли очень большие претензии. Буквально чуть ли не сию секунду. И если так дело пойдет дальше, я буду вынужден прогнать тебя, — Настя побледнела, и мне показалось, даже задрожала.
А те, кто двусмысленно улыбались и ухмылялись, от удивления раскрыли рты. И это были почти исключительно мужики.
— За твоей спиной, а некоторые, я смотрю, и чуть ли не открыто, говорят, что не
