Бастард Александра - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

— Тронешь нас, и твой сын никогда не увидит света! Он сгниет в твоей утробе!

В ответ послышался бешеный рев рассвирепевшей тигрицы, но кинжал замер в занесенном состоянии.

— Ах, ты исчадие Аримана! — рубанула она кинжалом воздух и с ненавистью уставилась на меня.

Я делаю ставку на то, что она только что поверила будто я общаюсь с духом Александра. Одно влечет другое! Тот, кто говорит с мертвыми, в особой милости у бога смерти, а раз так, то он может накликать зло, от которого нет спасения. Она может не бояться живых, но все боятся мертвых.

Захочет ли она ради мести рисковать своим неродившимся ребенком⁈ Этот вопрос висит в накалившемся до предела воздухе, пока мы меряемся взглядами, и я делаю еще один ход.

— Сегодня утром я виделся с Эвменом и передал ему послание своего отца! Завтра я должен увидеться с ним снова. Если меня не будет на месте, он поднимет шум, и все узнают, что ты подняла руку на сына Александра.

Закатив глаза, повышаю голос до крика:

— Бойся, женщина, делами своими нарушить пророчество! Ибо расплачиваться за грехи твои придется плоду твоему!

Это подействовало, и, скалясь как дикая кошка, Роксана отступила на шаг. Еще раз рубанув воздух, она с силой вонзила кинжал в ножны.

— Ладно, живите пока! — прорычав, она развернулась к своим подручным и кивнула на трупы персидских царевен. — Заберите этих шлюх и сбросьте в Евфрат.

Отдав приказ и больше не оборачиваясь в нашу сторону, она тяжело двинулась к выходу.

Глава 6

Город Вавилон, конец июня 323 года до н. э

Базар Вавилона — это нечто грандиозное. Такое ощущение, будто боги прямо сейчас разрушили ту пресловутую башню, и все народы мира столпились здесь, на рыночной площади, крича и не понимая друг друга.

Пробираясь в плотной толпе, я иду вдоль торговых рядов и глазею на выложенный повсюду товар. Он везде: на лотках, в шатрах, в загонах и клетках, а то и просто разложен на пыльных плитах. Тысячи людей в арабских бурнусах, в греческих хитонах, в шерстяных азиатских халатах или вообще в одних набедренных повязках стоят, сидят или бредут сами не понимая куда. Все они, независимо от того, идут ли сами по себе или тащат за собой груженых ослов и верблюдов, зыркают ли выпученными белками или узким азиатским прищуром, не переставая ни на миг кричат, бормочут и торгуются на всех языках бескрайней ойкумены.

Все это создает впечатление, будто злорадствующие боги хаоса согнали сюда всех представителей человечества и заставили их бессмысленно продавать и покупать все подряд ради только им одним понятного злого веселья.

Сзади не отставая ни на шаг и испуганно косясь на царящее вокруг столпотворение, тащится Гуруш. Он постоянно придерживает меня за ворот хитона, боясь потерять в сутолоке тысяч людей.

Как меня, десятилетнего пацана отпустили на рынок в компании всего лишь одного раба? Да просто, после той роковой встречи с Роксаной, я, в одночасье, перестал быть маленьким ребенком, во всяком случае, в глазах «мамочки». То, что я спас нас всех от смерти, справился с наводящей ужас полубезумной Роксаной, произвело на нее неизгладимое впечатление. Я словно бы вырос в ее глазах, в один миг, превратившись во взрослого мужчину. В маленького ростом, десятилетнего, но уже взрослого мужика! Что, в принципе, полностью соответствует действительности, вот такой вот парадокс!

Она теперь советуется со мной по всем вопросам, никогда не ругает и не спорит. Все ее вопросы ко мне всегда заканчиваются примерно так.

Куда ты идешь, Геракл? В город! Это не опасно? Нет! Ну, тогда иди, милый!

Конечно, она по-прежнему изводит меня своей безграничной заботой и любовью, но при этом всегда смотрит на меня с немым обожанием и безграничной гордостью, словно бы крича всему миру: «Посмотрите, это мой сын! Он никого не боится и победит любого, кто посмеет даже косо взглянуть на его любимую мамочку!»

Должен сказать, это утомляет меня даже больше, чем ее прежнее отношение. Тогда хоть не было этого тяжкого груза завышенных ожиданий. Теперь она смотрит на меня так, будто ежесекундно ждет от меня подвига, и частенько мне отчаянно хочется закричать:

— Не надо! Я не герой, и Геракл — лишь по недоразумению, а не по призванию!

Тяжело вздохнув о своей нелегкой доле, останавливаюсь у лавки с оружием. В основном лежит всякое «гавно»: железо отвратительного качества. Бронза получше, но оружие из бронзы есть оружие из бронзы — тут никаких слов не надо!

Среди всякого лома из сырого железа нахожу один объект, достойный внимания. Прямой обоюдоострый клинок висит на стене отдельно от прочего товара.

— Сколько просишь? — показываю взглядом на меч.

Но продавец попросту отмахивается от меня.

— Иди, мальчик, отсюда! — брезгливо скривив губы, толстый сириец небрежно махнул рукой. — Нечего тебе тут делать!

Вынимаю из спрятанного на поясе кошеля серебряную тетрадрахму и показываю ее торговцу, как паспорт. Одной монеты, явно, недостаточно за меч, но само ее наличие придает мне солидности, и сириец тут же меняется в лице.

— Вай, малчик! Отличный клинок! Ты только взгляни! — Он снимает меч со стены и, не выпуская из рук, показывает мне.

Посмотрев вблизи на неплохую ковку, я повторяю вопрос:

— Сколько⁈

Торгаш, помявшись, называет сумму в пятьдесят драхм, и я сразу же делю ее надвое.

«Значит, хороший меч стоит около двадцати пяти!»

В действительности мне не нужен меч: чтобы полноценно владеть им, надо еще учиться и учиться. Я просто хочу иметь свое представление о ценах. Так, на будущее! Раз уж я угодил в это время и никаких возможностей вернуться обратно у меня нет, то надо вживаться в местную действительность.

Последнее столкновение с Роксаной показало, что прожить спокойную жизнь простого человека мне не дадут. Независимо от того, хочу я получить царский венец или нет, меня все равно не оставят в покое. Не поверят, что бы я ни говорил, и будут подозревать до тех пор, пока не убьют — просто на всякий случай!

Тот же случай с Роксаной дал мне понять, что и тех, вроде бы гарантированных историей, четырнадцати лет у меня нет. Измененное моим переносом пространство и время будет стремиться избавиться от меня любыми способами. Поэтому мне даже ходить