Ленька-карьерист - Виктор Коллингвуд

— Фамилия, имя, отчество? — спросил он, не поднимая головы.

— Брежнев, Леонид Ильич.

— Год рождения, место жительства?

— Тысяча девятьсот шестой. Студент МВТУ, проживаю в общежитии.

— Документы?

— Потерял. В давке, — ответил я. — Выпали из кармана.

— Потерял, значит? — он усмехнулся. — А вот это — твое? — спросил он, вынимая из папки мой комсомольский билет.

— Да, это мой документ! — подтвердил я.

Он отложил билет в сторону и несколько минут молча, листая какие-то бумаги, что-то писал. Я сидел, и сердце мое колотилось, как бешеное. Тишина в этом кабинете была страшнее любых криков.

Наконец, он поднял на меня свои бесцветные глаза.

— Ну что, Брежнев. Проверили мы тебя. Звонили в твое училище. Разговаривали с секретарем вашей комсомольской ячейки, товарищем Ланским.

Я похолодел. Все. Конец. Я представил себе, что этот аппаратный интриган мог наговорить про меня.

— И знаешь, что интересного он нам рассказал? — следователь смотрел на меня в упор, и в его глазах появился хищный, заинтересованный огонек. — О-очень много всего! Во-первых, что ты студент активный. Организатор, и в деканате на хорошем счету.

Я удивленно молчал. Неужели Ланской не воспользовался случаем, чтобы утопить меня?

— Но, — следователь сделал паузу, и его голос стал стальным. — Он упомянул и еще кое-что. Сказал, что у тебя, товарищ Брежнев, есть, цитирую, «нездоровый интерес к оппозиционным идеям».

Я понял, что ошибся. Он именно утопил меня, причем подвесив на шею пудовый камень.

— Он рассказал нам, — продолжал следователь, наслаждаясь моим состоянием, — про один любопытный инцидент, о том, как весной Троцкий выступал у вас в институте. И ты, Брежнев, не просто присутствовал на этом выступлении, нет, ты там с трибуны выступал! Держал речь, вступал в дискуссию с самим Львом Давыдовичем.

Следователь откинулся на спинку стула.

— Твой секретарь, правда, пытался тебя выгородить. Говорил, мол, молодой, горячий, решил поспорить. Но мы-то, в ОГПУ, люди опытные. Мы все понимаем!

Он наклонился ко мне через стол, и, впившись взглядом мне в глаза, с циничной ухмылкой произнес:

— Так что, давай-ка, Брежнев, поговорим по душам. Что ты делал на нелегальной демонстрации? Какие указания получил от своих троцкистских покровителей?

Я понял, что попал. Попал по-настоящему. Ланской, эта гнида, одним ударом превратил меня из случайно задержанного студента в идейного оппозиционера, в сознательного врага. А его попытка «выгородить» наверняка выглядела неискренней, иначе бы он сидел сейчас тут, рядом со мной.

— Это была не троцкистская сходка, а открытая дискуссия! — крикнул я. — И я не поддерживал Троцкого, а спорил с ним! Я отстаивал линию партии!

— Разберемся, — усмехнулся следователь. — Во всем разберемся. Кто поддерживал, а кто спорил. Но одно мне уже ясно. Ты, Брежнев, не простой рабочий парень, случайно попавший в толпу. Ты — фигура. Идейная. А с такими как ты, у нас разговор особый. Длинный, и очень подробный.

Он кивнул охраннику.

— Увести! В одиночку.

Меня повели по бесконечным, гулким коридорам. Черт, похоже, это — только начало. Теперь меня будут допрашивать, раскручивая на нужные показания. Долго, методично, безжалостно, до тех пор, пока я не сломаюсь, пока не подпишу все, что им нужно. Моя маленькая аппаратная война закончилась, так и не начавшись. Я проиграл. И теперь мне предстояло узнать, какова цена этого проигрыша.

* * *

— Подъезжаем! Подъезжаем! Конечная — Курский вокзал! Выходим, граждане, не забываем вещи! — голос проводницы вывел Лиду из задумчивости. Подняв свой небольшой чемоданчик, она выглянула в окно. Москва встречала приезжающих, вся обряженная кумачом. Первый юбилей Великой Революции — не шутка!

Лида вместе с тысячами других делегатов со всей страны приехала в Москву накануне десятой годовщины Октября. Ее, как одну из лучших студенток и активисток Харьковского технологического института, включили в состав праздничной делегации от Украины.

В Москву она ехала не без тайной мысли. Демонстрация и парад были не очень-то ей интересны, зато она с замиранием сердца ожидала встречи с Леней. За последний год они почти не виделись — лишь обменивались короткими, деловыми письмами. Но она знала, что он здесь, в Москве, успешно работает и учится. И в этот ветреный, ненастный ноябрьский день эта мысль согревала ее.

Утром 7 ноября она, нарядная, в своем лучшем пальто и платье с красным бантом на груди, уже стояла в колонне харьковчан. Рядом невдалеке, формировалась колонна МВТУ. Она с нетерпением вглядывалась в лица студентов, ища среди них одно, родное… Но его не было.

Не выдержав, она подошла к колонне московских студентов.

— Товарищи, здравствуйте! — звонким молодым голосом произнесла она. — А не видели ли вы Леонида Брежнева?

Студенты Бауманки начали оглядываться на нее.

— А, товарищ Брежнев? Вы знакомы? — спросил один из студентов. — Леонид должен быть где-то здесь… Может быть, отдельно, со своим КаБэ идет? Вон, видите, тот товарищ с повязкой на рукаве? Это парторг, товарищ Бочаров. Спросите его, он должен знать!

Отыскав глазами нужную фигуру, Лида, цокая подкованными каблучками ботов, торопливо побежала к высокому вислоусому парторгу.

— Вы — Бочаров? Не подскажете, где может быть Брежнев? — подходя ближе, выпалила она.

— Брежнев? Леонид? — удивленно оглянувшись, спросил Бочаров. — А я его по срочному делу послал. За товарищем Анисимовым, старым большевиком. Он тут рядом живет. Они вот-вот должны подойти.

Лида осталась ждать.

— Товарищи, выступаем! Мы — следующие! — пронесся по рядам кличь организаторов.

Колонна харьковчан дрогнула, тронулась, с песнями двигаясь к Красной площади. Лида шла вместе со всеми, пела революционные песни, кричала «ура», но глаза ее неотрывно искали в толпе знакомую фигуру.

Но он так и не появился.

Вечером, после демонстрации, она снова отыскала Бочарова.

— Товарищ секретарь, — спросила она с тревогой. — Леонид так и не пришел. С ним ничего не случилось?

Бочаров и сам был обеспокоен.

— Не знаю, товарищ. Странно это. Задание было простое. Может, застрял где. Москва — город большой. Не волнуйтесь, завтра найдется.

Но он не нашелся и на следующий день.

Лида, не находя себе места от беспокойства, снова пошла в партком. Бочаров встретил ее хмуро.

— Нет его, — сказал он. — И в общежитии никто ничего не знает. Съехал он оттуда. И товарищ Анисимов, как выяснилось, на демонстрации не был.

— Как не был? — ахнула она.

— А вот так. Я к