Лётчик: Лётчик. На боевом курсе! Под крыльями Босфор - Владимир Владиславович Малыгин

Принимаю доклад от экипажей о сбросе, делаю пару попыток установить связь с командованием. Попытки небезуспешные, какой-то контакт есть – слышу в ответ слаборазборчивый хрип. Но отвечают явно мне. Ближе подойдём, и ещё разок попробую связаться со штабом.

На земле рулю на стоянку, торможу рядышком с командным пунктом. Глушим моторы, выскакиваю наружу и тороплюсь к дежурному. На ходу оглядываюсь и никого из офицеров связи в пределах видимости не наблюдаю. М-да…

На КП есть связь со штабом. Поднимаю трубку, вызываю нужного мне абонента и рапортую о выполнении задания. Ещё успевает промелькнуть мысль о полной несуразности подобной связи. А если на коммутаторе враг окопался?

Не успеваю доложить в штаб о первой бомбардировке, как в помещении становится тесно. Меня перехватывает лично сам Брусилов. Честно сказать, вчера не поверил его словам, а зря. Отмахивается от доклада: «Позже, в автомобиле доложите», приглашает следовать за собой. Спускаемся вниз, прыгаем в автомобиль и несёмся, если так можно назвать эту езду, к трофейному «Альбатросу».

Я даже усесться не успел, как шофер на газ надавил. Дверку за собой уже на ходу захлопывал. Внутри Мишу с фотоаппаратом увидел, проглотил возмущение. Это Алексей Алексеевич уже и на «Муромец» успел заскочить, и Лебедева с борта забрать.

Эх, что ж меня-то после заруливания не встретил, не подхватил? Не пришлось бы мне до КП на своих двоих добираться. Пусть и рядом все, но дело принципа. Все время бы сэкономили…

– Миша, – краем глаза замечаю удивлённый моим обращением к подчиненному взгляд Брусилова. – Парашюты не забыл?

– Да вот они! – хлопает ладонью где-то под ногами Лебедев, и я успокаиваюсь.

– Сергей Викторович, командующий разрешил вам разведку на трофейном самолёте, – развернулся ко мне боком Брусилов. – Я только что от него.

– Отлично!

Притормозили перед «Альбатросом». А вот это плохо. Похоже, отношение к трофейной технике было соответствующее. В ангар его никто не загонял, держали под открытым небом, как сироту казанскую, как врага. Нет, фюзеляж и крылья вроде бы как целые, но снегом засыпанные. Даже и не снегом, а коркой льда. Снег-то механики кое-как обмели. А дальше рисковать и обкалывать лёд не стали, побоялись перкаль прорвать. Но хоть мотор запустили и прогрели после долгой стоянки.

Первым делом заглянул в кабину. Ну хоть здесь сообразили, снег почти весь выгребли, сиденья протёрли насухо. Осмотрел машину, залез на рабочее место, уселся на парашют. Высоко, однако, это не наши с чашками. И очень неудобно. Придётся его сбоку у борта пристраивать. Ну, надеюсь, не понадобится. Проверил работу органов управления и отклонение рулевых поверхностей. Нормально. Бак полон, пулемёт на положенном месте в кабине стрелка установлен. Оглядываюсь назад – Миша сзади возится, фотоаппарат куда-то пристраивает. А вот он, в отличие от меня, подвесную парашюта нацепил и на него уселся. Сейчас возвышается над обрезом кабины почти по пояс.

– Замерзнёшь! Потоком сдует!

– А пригнусь, если что, – с полуслова понимает меня Михаил. – Сам-то как?

– А никак. Если на парашют сяду, то до педалей ногами не дотянусь. К борту его пристроил…

Знаю, что ни в коем случае нельзя взлетать на обледеневшем самолёте, но у нас и выхода другого нет. Если только спиртом облить, да кто мне столько спирта даст…

На мой вопрос об этой альтернативной противообледенительной жидкости механики только руками развели. Да ещё и посмотрели этак заинтересованно. Понятно. Ладно, скорости маленькие, рискнем.

Запускаемся, выруливаем на полосу. Пока рулим, вибрация и ветер от винта стряхивают и сдувают с плоскостей часть ледяной корки. Плохо то, что она не гладкая, а ноздреватая такая. Это же какое у нас сопротивление будет… И аэродинамика…

Разбегаемся, колёса будто квадратные – резина замёрзла, застоялась. Зато лёд отлетает. Отрываемся от земли. Уходить в набор высоты не спешу, сначала нужно поднять машину, посмотреть, как она себя поведёт в воздухе с покрытыми ледяной коркой крыльями. Поэтому так и летим над полосой на высоте метров трёх. Ручка тяжёлая, валкая, самолёт норовит самопроизвольно нос задрать, приходится его всё время придавливать вниз. А внизу у нас что? Правильно, земля! Что-то жарковато стало…

Но лёд потихоньку слетает, управление становится чуть легче, самолёт уже не такой валкий. Да и углы атаки возвращаются к нормальным. И я потихоньку, стараясь не делать резких движений, разгоняюсь и набираю высоту. И радуюсь про себя, что небо чистое, нет облачности, в которой сейчас вполне могло бы быть обледенение.

К предгорьям лёд с нижнего крыла сдуло полностью. Верхнее я не вижу, а высовываться из-за козырька нет никакого желания. Скорость хоть и небольшая по моим меркам, но всё равно чуть больше сотни. А на такой скорости, да зимой… Враз нос поморожу. А ему и так сколько всего пришлось пережить за последнее время. Нет, никаких высовываний!

На коленях держу сумку с открытым листом карты, высматриваю отмеченные мне перевалы. Михаилу только отмашку рукой даю, что и когда нужно фотографировать, да направление указываю. Внизу переваливаются волнами горные хребты, идём над ними с превышением почти в тысячу метров. Ниже снижаться просто опасно, памятуя слова Брусилова о возможном появлении противника на перевалах. Да и есть подтверждение словам генерала, есть. Так что летим, как летим и ниже опускаться не будем. Держу режим, Миша фотографирует, я параллельно делаю отметки карандашом на карте.

Наконец-то проскакиваем горы, уходим на ту сторону Карпат, летим над знакомой мне по прежнему моему пролету местностью. Самолетов противника в небе не видно, да вообще никого не видно. До знакомой мне реки и дороги немного не долетаем – по остатку топлива приходится разворачиваться. Но и возвращаться назад будем по прямой, петлять так, как мы это делали недавно над горами, нам уже не нужно. Свою работу сделали, какой-либо активности и продвижения войск внизу, на земле, не заметили. Похоже, не успели австрийцы свои войска перебросить, опоздали. Или разведка у немцев плохо сработала (хотя сам Брусилов уверен в обратном), или сбой дала хваленая немецкая или австрийская военная машина. Да и ладно, отлично просто, и нам на руку.

Итак, выходит, у Восьмой армии есть великолепный шанс практически беспрепятственно пройти через горы и вырваться на равнину в обходном маневре.

А дальше то, к чему так рвался Брусилов – оперативный простор для корпусов и для конной терской дивизии… И обход Кракова…

Топлива нам хватило, и даже на посадке ещё что-то осталось в баке.