Барон фон дер Зайцев - Андрей Готлибович Шопперт
— Вода! — просипев опухшими губами, неудачливый грибник двинулся к бочке. При этом мозг, толкающий его в этом направлении, заметил странность. Мужик с вёдрами поклонился ему и посторонился с дороги.
— Вёдра пустые. Не к добру. Или это баба должна быть? — Тут точно мужик, клочковатая рыжая борода об этом недвусмысленно говорила.
Следом ему и женщина поклонилась. Не глубоко так, руками не махала, на колени не бухалась, согнулась немного и, зачерпнув из бочки ведро воды, двинулась к полутораэтажному дому. Вёдра были деревянные с верёвочными ручками, и у мужика рыжебородого, и у женщины. А одежда на тётке тоже под стать эпохе, про которую непонятное кино снимают. Сарафан, наверное, лапти и непонятный платок, как у мусульманок, на голове. И сарафан, и платок из такого же, как и у водоноса домотканого серого материала, должно быть льна… Или из крапивы ещё раньше одежду делали? Конопля опять же? Молодцы костюмеры. Всё выглядит очень правдоподобно.
Вода была тёплой и грязноватой, не прозрачной, или это из-за бочки так кажется. Иван Фёдорович зачерпнул руками воду и пролил её на землю. Твою же налево, как в книжках про попаданцев, руки тонкие и в веснушках. Детские, ну ладно, подростковые руки. Тут и размеры в голове сложились. Он был ниже тётки. От таких новостей ноги подкосились, и Иван Фёдорович упал бы, но рука ухватилась за край бочки, и он с трудом, но удержался на ногах.
— Ладно, потом, — зажмурившись, попаданец зачерпнул руками воду и плеснул себе на лицо. Ноющая боль взорвалась острым всполохом, — Ну, попить-то можно⁈ — несчастный вновь зачерпнул в сложенные лодочкой ладони воды и поднёс к губам. Защипало немного, но живительная влага смыла это малюсенькое неудобство. Выхлебав пригоршню, Иван Фёдорович потянулся за второй и за третьей, и за пятой. Сколько там воды в той лодочке, грамм пятьдесят, сто? Наконец жажду удалось утолить и попаданец попробовал вновь сполоснуть лицо. Кровь всё не желала останавливаться.
— Так и помереть можно… не узнав, куда попал.
На этот раз болело чуть меньше. Очень осторожно кончиками пальцев Иван Фёдорович пошерудил по щекам и подбородку смывая образовавшуюся коросту из крови. Попробовал и нос задеть, но тот острой болью сообщил, что глупая это затея.
— Нужно лечь носом вверх, чтобы кровь остановилась, — сообщил бочке бедняга и оглядел двор ещё раз. Шея по-прежнему с болью и скрипом вращалась.
Рядом с конюшней был навес. Жерди вкопаны в землю и сверху парусина наброшена. И там лежало сено. Много. Туда, придерживая ноющую руку второй, Иван Фёдорович и направился. К сену была прислонена довольно топорно и коряво сделанная лестница. Он полез по ней на верх и вдруг там обнаружил рыжую девчоночью рожу.
— Rette mich, die Allerheiligste Jungfrau (Спаси меня Пресвятая Богородица), — пискнула обладательница рекордного количества веснушек, потом девчонка перекрестилась и головой вниз нырнула с сеновала. Бумкнулась о землю, как-то умудрившись перевернуться в падении, и, поддерживая явно длинный для неё сарафан, понеслась к дому.
— И меня спаси.
Иван Фёдорович лёг на спину и прикрыл глаза.
Глава 2
Событие четвёртое
Сплю, мне снится, что времени уже десять и я опоздал на работу. Открываю глаза, смотрю на часы: времени десять, я опоздал на работу. А сон-то вещий был!
Сон лечит. Всех вокруг. Ивану Фёдоровичу не свезло. Проснулся он с раскалывающейся головой. Да и ладно бы, есть же всякие аспирины с ибупрофенами. Дудки. Проснулся не дома, в пяти метрах от аптечки, а на сеновале, в… метрах от аптечки. И болела не только голова. Болела левая рука, по которой пнул немецкоговорящий Гришка, болели рёбра тоже слева. И туда Гришка пнул. Ещё болели губы разбитые и сломанный, возможно, нос. Чего ещё болело? Попаданец прислушался к организмусу. Ещё душа болела, неуютно ей было в новом теле и в новом времени.
— Kannst du nicht zurückgehen? (А нельзя назад походить?), — спросил тех или того, кто его сюда направил, Иван Фёдорович… И чуть вниз с сена не скатился. Ну, хрен с ним, дали ему по носу, и он язык предков вспомнил, «выучил» явно не то слово. Но сейчас он к богу или инопланетянам на немецком обратился. Да, ни в какие ворота. То-то ему так хреново: «Что русскому хорошо, то немцу шмерц». «Schmerz» (страдание, боль). Немцем стал! Русский после кулачного боя на льду Волхова выплюнет пару выбитых зубов, четверть мёда стоялого навернёт, и на утро как огурчик, а тут всё по-прежнему болит. Ладно хоть кровь из носа не каплет. Или это в мёде дело?
Иван Фёдорович зажмурил глаза и запустил ускоренную регенерацию. Сейчас минут пять и все будет в норме. Нет, не получилось. И через пять минут всё болело. Неправильный он попаданец, тем магию дают, регенерацию тоже, ещё знание кладов. Опять зажмурился. Что-то не так пошло. Ничего про клады он не знает. И во второй раз не регенерировался.
Лежать просто на сене было не так и паршиво. Если не шевелиться, то сильно ничего не болело. Да голову раскалывало, но вот остальное так фоном проходило, если не ворочаться и лежать, как больному и положено — смирно. Иван Фёдорович опять закрыл глаза и стал прикидывать куда и в какое время он попал.
Ему поклонились люди во дворе замка…
Второе пробуждение было от холода. Не так, что замёрз и зуб на зуб не попадает, а просто захотелось одеяло по самую голову натянуть. Потянул. А нету. Иван Фёдорович открыл глаза. Ослеп! Чернота кругом. А, нет, вон звёздочка пытается пробиться сквозь облака, а ещё огонёк горит на… на башне. Не перенесли назад, не вернули взад демоны или инопланетяне. Хоть бы…
И тут попаданец осознал, что демоны поступили круче. Он теперь вспомнил всё, что помнил или знал, точнее, реципиент. При этом обнаружилось два ну очень интересных совпадения. Если это совпадение, а не промысел этих демонических
