Помещик 3 - Михаил Шерр

Сейчас таких вёдер ещё нет, они появятся только через несколько десятков лет. Но всё равно, пусть нет этого проникающего в душу звука, ручная дойка очень волнительна.

Сразу же после дойки Ксюшу угостили парным молоком. Девочка была в совершеннейшем восторге и спросила у Анны, почему у них нет коров.

Коровы, конечно, в имении Анны были, но немного не такие, а самое главное — коровник был совершенно другой.

У меня в коровнике везде чистота, светло и тепло. Отделение для дойных коров, конечно, не отапливается, как родильное, через него всего лишь проходят две магистральные трубы. Но они всегда немного поддерживают температуру воздуха. И в коровнике ровная приятная атмосфера.

Анна увидела моё волнение и поспешила ко мне.

— Ты чем-то взволнован, что не так?

— Нет, всё так. Просто не верится, что у меня нет долгов, я хозяин Торопово. Ты не представляешь, как мне было одиноко, когда я вернулся из Парижа. Как было страшно жить одному на белом свете. И непонятно было, зачем я живу. И вот прошло всего несколько месяцев. Я не одинок, у меня есть ты. Есть смысл моей жизни.

Анна обняла меня.

— Саша, ты не представляешь, как я люблю тебя. Так, наверное, нельзя любить. Это грех, но весь смысл моей жизни — это ты.

Поездку в крепостную палату я совместил с короткой инспекцией трактира и ресторана, когда ожидал Кузьму с Дуняшей, которых решил отвезти в Торопово.

Вильям заверил меня, что в Калуге проблем нет, и я смело могу заниматься делами в Сосновке и Торопово.

Поэтому утром следующего дня я поехал для подробного знакомства с новым своим имением и подробной беседы с отцом Павлом.

Я решил, что его неприкаянные сербы, не находящие места в России, — то, что мне нужно.

Отец Павел правильно меня понял и был готов к этому разговору.

Семь сербских семей бедствуют в небольшом родительском имении отца Павла в соседней Орловской губернии. Земли в имении откровенно мало, крупных городов рядом нет. А отпускать мужчин далеко — в ту же Москву или даже Орёл — главы семей опасаются.

Сербские семьи называются задругами. Они очень большие и патриархальные, где несколько поколений живут вместе под одним управлением.

Во главе такой семьи стоит старший мужчина, называемый «домачин» или «главар», который управляет хозяйством, распределяет работу и представляет везде интересы семьи перед общиной.

В отсутствие старшего мужчины, например, в случае его смерти, главой семьи могла стать старшая женщина, «домачица». В Сербии это исключение, но здесь такая картина в двух семьях.

Интересы всех семей перед помещиком, приютившим их, и российскими властями представляет как раз единогласно выбранная домачица Елена.

Она вдова самого уважаемого серба, который руководил ими, когда они уходили с боем в Россию.

Отец Павел полюбил молодую сербиянку Милицу, внучку Лазаря, самого уважаемого серба местного кадылыка, на которую положил глаз кадий Мехмет, управлявший местными делами. Девушка не отказала русскому офицеру, и полковой священник обвенчал молодую пару.

Небольшое сербское село после ухода русских оставалось за пределами автономного Сербского княжества, и мстительный кадий не скрывал, что ждёт остающихся под его властью сербов.

Поэтому они решили уходить с русскими. Это был единственный шанс выжить. Поступок Милицы был не единственным их грехом в глазах турок, почти все мужчины села, способные носить оружие, сражались на стороне русских.

Полковой командир не отказал своему офицеру, и тот с добровольцами решил помочь сербам. Но что-то пошло не так, и ожидаемой помощи от уходящей русской армии сербы и добровольцы не получили.

В итоге до дунайских княжеств, куда отошла русская армия, пришлось идти с боями. В одном из них погиб Лазарь, и сербов возглавила его жена. Причём против этого никто не возражал.

Глава 2

В Сосновке и в Торопово лишней земли, естественно, нет. Но это только в том случае, если новички будут только землепашцами.

Но я собираюсь повысить продуктивность пашни в имениях и развивать чистые животноводство и переработку. Под словом чистые я подразумевал, что люди, занятые, например, в коровнике, не будут параллельно пахать и сеять. Также как и работники беконного и молочного цехов.

А место просто жить новичкам, конечно, есть.

Поэтому я хочу пригласить к себе жить этих сербов. Среди них мужиков от восемнадцати до тридцати — два с половиной десятка, все они имеют боевой опыт, даже те, кому восемнадцать. Это как раз то, что мне надо.

Выдернуть два десятка молодых мужиков из имений — значит резко подорвать их экономику. Свободных рук не так уж много. Отвлечение работников на ресторанные дела сейчас, в зиму, не чувствуется, а по весне наверняка скажется.

А я планирую серьезные изменения уже этой зимой в животноводстве имений, вернее, не в нем самом, а в переработке молока.

Пантелей уже проявил полезную инициативу и говорит что господское тороповское стадо очень даже ничего. На удивление, там есть коровы которые вполне могут давать молока значительно больше того, что сейчас. Надо просто изменить рационы кормления.

Это одна сторона медали. Но мне уже удалось продемонстрировать и другую.

Пока толком не понятно что делать с обратом и я приказал поить им дойных коров. И поить, также и контрольную группу из трех буренок.

Таких экспериментов наши мужики и бабы еще не проводили, и все были удивлены, когда коровы прибавили молока.

Так что на коровнике и в молочном цеху уже требуются рабочие руки.

Серафиму тоже не мешает выделить помощников. Они с Настей, конечно, молодцы, трудятся от зари до зари и без всякой натяжки в беконном деле уже доки. Но увеличить производство только их руками невозможно.

Так что лишними рабочие руки сербов, особенно их женщин, не будут.

Начав это разговор я сразу же понял, что переговоры надо вести не с отцом Павлом, а его женой Милицей, которая сразу же поняла мой интерес в первую очередь к боевому опыту сербов-мужчин, и мне пришлось откровенно сказать, что предстоит опасная поездка на Кавказ для спасения своего брата русского офицера, оказавшегося в плену у какого-то турецкого паши, разбойничающего на Кавказе.

Услышав про турецкого пашу, Милица сменилась в лице и прильнула к мужу, а на её глазах сразу же появились слезы.

— Больше ничего, Александр Георгиевич, говорить не надо. Борьба с турками для сербов — дело святое. Мы напишем